Тварь
Шрифт:
– Вип, он, должно быть, сорвался, – предположил Шарп, когда двухсотсаженные отметки на тросах прошли через барабаны лебедок и упали кольцами у их ног. – Должно быть, сорвался.
– Не думаю, – ответил Дарлинг. Его рука лежала на тросе, и он проверял его натяжение. На тросах находился груз, но напряжение отсутствовало, была тяжесть, но не было активности. – Судя по тросам, он здесь, но он не тянет. Может, отдыхает.
– А вдруг мертв? – произнес Шарп с надеждой.
– Продолжай наворачивать, Маркус, – ответил Дарлинг.
Из каюты
– Я ничего не могу рассмотреть на видео. Это какая-то мешанина.
– Но тем не менее оставьте камеру включенной.
– Я так и сделал.
Тэлли встал позади них, прислонившись к переборке каюты. Он вынул из ящика еще одну видеокамеру и спешил зарядить в нее магнитную ленту и присоединить батарею.
Внезапно Шарп воскликнул:
– Вип! Смотри! – и указал рукой.
Тросы больше не висели вертикально, они медленно начали скользить прочь от судна. Но лебедки не захлебывались, и трос продолжал поступать на борт.
– Он поднимается! – закричал Дарлинг. – Он совсем как сарган, пытающийся сорваться с крючка: тянет, останавливается, набирается сил, а теперь вновь собирается действовать. – Он посмотрел на Мэннинга и проговорил: – Взведите курок. Это то, чего вы ожидали. – Потом обратился к Тэлли: – Если вы хотите снять что-то на пленку, док, делайте это быстрее. Зверь не собирается здесь задерживаться.
В последующие минуты никто не произнес ни слова. Для Дарлинга молчание было подобно обманчивому спокойствию в центре урагана.
Дарлинг и Шарп вращали рукоятки лебедок, трос поступал на борт, но вот он закончился, и через фальшборт загрохотали большие замки, а за ними последовали первые отрезки кабеля.
– Осталось пятьдесят саженей, Маркус, – сказал Дарлинг. – Это еще одна-две минуты.
Кабели поступили на лебедку вслед за замками, подрагивающие, натянутые и уходящие под углом в глубину.
Тварь, должно быть, приближалась к поверхности. Определить наверняка было нельзя, так же, как и определить, глубоко ли она находится и как далеко от судна.
Все пристально смотрели на воду за кормой, пытаясь проследить серебряные нити кабеля, рассмотреть что-то за пределами круга света, отбрасываемого галогенными лампами.
– Покажись, ты, ублюдок! – выкрикнул Дарлинг и внезапно понял, что характер его страха изменился. То, что он ощущал теперь, не было боязнью, предчувствием или ужасом, это было возбуждающее чувство опасности перед встречей с противником более грозным, чем он когда-либо себе представлял. Это было почти как электрозаряд, здоровый страх, подумал он, и этот страх переплетался с лихорадкой охотника.
В этот момент лебедки дернулись, забуксовали, и только что вытащенный из воды кабель рванулся из уложенных на палубе колец и зазмеился за борт.
– Что это он делает? – закричал Шарп.
– Он опять удирает, – ответил Дарлинг, схватил рукоятку лебедки и налег на нее, но лебедка отказывалась работать, и кабель продолжал отступать в воду.
– Нет! – заорал Мэннинг. – Задержите его!
– Не
– Вы просто не хотите. Вы боитесь. Я покажу вам, как надо.
Мэннинг бросил винтовку, нагнулся к кольцу кабеля, лежавшему у его ног, и ухватился за него.
– Не трогайте! – завопил Дарлинг и сделал шаг к Мэннингу, но прежде, чем он смог остановить американца, Мэннинг набросил кабель на буксирную стойку, которая проходила до самого киля, закрутил и привязал его.
– Вот, – заявил он.
Кабель продолжал сбегать с кормы, с гудением проходя через стальной фальшборт. Мэннинг повернулся лицом к корме и поднял винтовку в ожидании, когда тварь появится на прицеле. Но, поворачиваясь, он поскользнулся, и именно в тот момент тварь, должно быть, увеличила скорость, потому что внезапно кольца кабеля подпрыгнули и понеслись за борт. Мэннинг пытался вернуть себе равновесие, но одна нога попала в петлю кабеля, кабель резко затянулся вокруг бедра, и американца подняло над палубой, как куклу. Какую-то долю секунды он висел в лучах света. Он не издал ни звука, винтовка выпала из его рук.
Огромная сила рывком натянула кабели, и Мэннинг полетел вперед спиной, раскинув руки, как будто собирался нырнуть в воду с вышки. На мгновение вспышка света осветила его лицо, и Дарлинг не увидел на нем ни ужаса, ни боли, ни протеста – только удивление, словно последним чувством Мэннинга было недоумение, что судьба имела безрассудство помешать ему.
Винтовка ударилась о палубу и выстрелила, пуля рикошетом отскочила от фальшборта и просвистела над их головами.
Дарлинг подумал, что нога Мэннинга оторвалась от тела, так как что-то вроде бы упало в воду. Но он не слышал всплеска – все звуки поглотились скрежетом кабеля, затягивающегося вокруг стойки. Мгновенно кабель вытянулся в горизонтальную линию, и судно потянуло назад. Волны плескали о транец, промочив насквозь троих мужчин.
Дарлинг увидел, что кабель поднялся выше, и заорал:
– Он всплыл!
– Где? – кричал Тэлли. – Где?
Они услышали всплеск, звук раздуваемых кузнечных мехов и почувствовали резкую вонь. Брызги, окатившие их, внезапно стали дождем черных чернил.
Дарлинг стоял на коленях. Он начал подниматься, но в десяти или пятнадцати футах за кормой увидел проблеск серебра и инстинктивно понял, что это такое. Оплетки кабеля начали рваться и закручиваться.
– Пригнитесь! – закричал он.
– Что? – не понял Тэлли.
Дарлинг прыгнул на канадца и прижал его к палубе. Лишь только они упали, из-за кормы судна раздался гул – как будто выстрел из «магнума» в туннеле, – за которым немедленно последовал пронзительный свист.
Отрезок кабеля провизжал над их головами и вдребезги разбил окна каюты. Следом за ним пролетел второй, и они услышали треск футляра видеокамеры, разлетевшегося о стальную переборку.
Некоторое время судно раскачивалось и рыскало, но вскоре вновь осело на волнах.