Твари Господни
Шрифт:
– Мы трое были бы уже мертвы, – закончил за нее Кайданов.
– И все было бы кончено, – Виктор встал из-за стола и пошел к сервировочному столику, заставленному разнообразными бутылками. – Коньяк, как мне кажется, пьют все?
– Значит, я решила за всех, – Лиса тоже встала со своего места и пошла в противоположную сторону, к высокому, выходящему в осенний сад окну.
Виктор задержал взгляд на ее отражении в зеркале и мысленно покачал головой, когда в ее руке возникла зажженная сигарета. На этот раз самая обычная.
– Ты ничего не решала, – сказала ей в спину Рэйчел. – Ты просто делала то, что считала правильным.
– Правильным, – как замирающее, отзвучавшее эхо, повторила за ней Лиса. – Правильным…
"Она… " – Виктор не успел додумать эту мысль, когда внезапно у ног медленно идущей Лисы воздух "потек" и заструился, и почти сразу, без перехода, возникли и побежали по паркету слабо светящиеся завихрения, похожие на пыльные смерчики, вспухающие под порывами ветра на сухом проселке. Вот только воздух в комнате остался неподвижным, и никакой магии Виктор не ощущал. Впрочем, уже в следующее мгновение, когда разрозненные невразумительные движения чего-то там – Ну не воздуха же, в самом деле! – слились и образовали стремительный, голубоватый с фиолетовым отливом смерч, поднявшийся от ног Лисы, и заключивший ее тело в подобие бешено вращающегося кокона, он все-таки поймал где-то на границе своих чувств слабый отголосок какого-то неведомого ему колдовства…
6
Порыв ветра ударил ей в лицо, но это не было обычным движением воздуха. Ветер судьбы пах мятой и медом, и еще горечью степной полыни. Лиса сделала еще один шаг, чувствуя, как токи времени пронизывают ее тело, как прошлое и будущее входят в нее, растворяясь в ней, растворяя ее в себе…
"Нет, – решила Лиса, обдумав еще раз свою вполне идиотскую идею. – Ничего из этого не выйдет. Как там пелось? "Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и не герой?"
И в самом деле, глупо и по-детски наивно было строить будущее подполья на зыбкой почве безумной надежды, что кто-то там – "А есть ли он вообще, этот кто-то?" – кто знает и может больше других, возьмет на себя тот груз ответственности, который тащили на себе Лиса и немногие другие, имевшие дерзость сопротивляться уготованной им судьбе.
"Бессмысленно, – поняла она сейчас. – В Замок никого еще не пропустили, так почему же должны впустить меня?"
Эта была горькая правда, и удивляться можно было лишь тому, что Лиса при всей своей хваленой трезвости, поддалась – пусть и на время – жалкому искушению решить все проблемы одним махом и…
"И чужими руками", – безжалостно закончила она начатую мысль.
"Это от отчаяния, – призналась она себе, и это признание породило волну жестокого гнева. – Ну так пусти себе пулю в лоб, сука! И не мешай людям работать…"
В Город она в тот раз все-таки пошла, но оставалась недолго, всего несколько часов объективного времени, а потом дела и обстоятельства надолго задержали ее на "этой стороне", и с Твином она так и не встретилась. И в Рязань двадцать третьего сентября приехала, не зная, что уже раскрыта и объявлена во всесоюзный розыск. Однако дело было не только в том, что она не успела еще увидеть свое лицо по Центральному телевидению. И не в том, что трансляции новостей в вагоне не предусматривалось. В тот день ей фатально отказало чутье, или, может быть, голова была занята другим… Ее опознал милиционер на городском рынке, а дальше… Просто ее вдруг оставила удача. Что бы она ни делала, все было не так, не вовремя или вообще никак. А вот загонщики, как ни странно, действовали на редкость разумно и слаженно. Вот и говори после этого про провинциальные нравы. Впрочем, никакого "после" для Лисы уже не случилось. Все началось и закончилось вечером двадцать третьего сентября в Рязани. Она дралась отчаянно и продержалась гораздо дольше, чем можно было предположить, но почему-то так и не решилась остановить время. И время ушло…
Двадцать третьего сентября 1999 года в городе Рязани органами правопорядка пресечена…
Что тут скажешь? Не надо было ехать в Рязань? И верно, не надо было, но судьбе не прикажешь. Но, может быть, судьбу можно перехитрить?
– У русских появился кто-то очень сильный в Москве, – сказал Наблюдатель и приложился к стакану, хотя, как показалось Лисе, пить он в этот момент совершенно не хотел. – Говорят, – ковбой оторвался от стакана и неожиданно глянул на Лису равнодушным взглядом смертельно уставшего человека. – Говорят, он чувствует эманацию метров за двести-триста. Бродит по городу и вычисляет.
– Много провалов? – спросила Лиса, уже понявшая главное. Как бы давно они не были знакомы, на самом деле, Наблюдателя она не знала.
– Не знаю, – пожал он плечами. – Знал бы, сказал.
– А у тебя, выходит, есть знакомые в Москве? – Лиса увидела, как мимо двери харчевни медленно прошел Твин, и, зачерпнув ложкой суп, снова посмотрела на Наблюдателя.
– Некорректный вопрос, – усмехнулся тот. – Без комментариев.
– Ну без, так без. – Суп, как всегда, был вкусный и обжигающе горячий. – А про Иакова ничего не слышно?
– Говорят, он умер, – Наблюдатель залпом допил виски и встал. Показалось ей или нет, что именно этот вопрос заставил его вдруг заспешить? – Он ведь старый был, вот и умер. Извини, но мне надо идти.
– Какие извинения, Наблюдатель, – улыбнулась заинтригованная увиденным Лиса. – Ты же знаешь, я тебя люблю и всегда рада видеть.
Наблюдатель ушел, а Лиса посидела еще, смакуя свой кофе, и не столько обдумывая то, что он ей сказал, сколько пытаясь догадаться, о чем умолчал.
Через неделю после этого, второго октября, она вместе с Чертом, Пикой и группами Юрика и Кочерги, предприняла отчаянно рискованную попытку поймать московского нюхача на живца. Дурное дело не хитрое, начать да кончить, вот только и начинать, если честно, не следовало. Ей вообще не нужно было лезть в это дерьмо. Можно было бросить информацию ребятам из русской боевки, и, кто знает, может быть, им повезло бы больше. Однако сделанного не воротишь, а нюхачка оказалась намного сильнее, чем сказал Наблюдатель, который, скорее всего, всей правды не знал. Какие, к черту, триста метров! Она учуяла совершенно "холодного" Черта метров с двухсот, а когда началась резня, "вела" их через всю Москву. А Москва, известное дело, столица нашей родины, и припасено в ней на всякий – в том числе, и такой вот – случай много чего такого, от чего легко случаются преждевременные похороны. Гон был безумный, но страшнее всего было то, что не было никакого шанса оторваться. Это Лиса поняла довольно скоро, но и сдаваться было не с руки. Женевские конвенции на таких, как она, не распространялись.
В конце концов, ее блокировали в тоннелях метро, где-то – она уже просто не успевала ориентироваться – в районе между Краснопресненской и Беговой, и единственное что ей оставалось, это обрушить свод, но вот о том, чтобы остановить время, Лиса в тот момент даже не подумала…
Второго октября 1999 года, в Москве, сотрудниками Комитета Государственной Безопасности СССР…
– Две пули в грудь, – Санта говорила с трудом, как будто ей не хватало воздуха или было очень больно. – Нога сломана. Вокруг бой.
– Где? – быстро спросила Лиса, судорожно соображая, кто еще у нее есть в Аргентине.
– Байрес, центр.
"Господи!" – но помочь Санте Лиса уже не могла.
– Сколько вас? – спросила она, понимая, впрочем, всю глупость своего вопроса.
– Трое, но не уйдет никто. Все горит!
– Господи, Санта! – Лиса не знала, что сказать. Там в далеком Буэнос-Айресе умирали люди, и она ничем не могла им помочь. Ничем.
– Все, – тихо сказала Санта. – Еще максимум пять минут, и все. Живая я им не дамся. Муж с детьми в Европе. У девочки явные способности… Запоминай…