Твербуль, или Логово вымысла

Есин Сергей Николаевич

Тем временем остальные подвальные тени, которые я первоначально не вполне узнавала, в полном и отчетливом виде идентифицировались. Их имена, как при фотопечати, проявились в моем сознании. Потом произошло какое-то чудо. И пусть мне не говорят, что литература - это не место для чудесного. Точнее, повторилось прежнее. Появившиеся покойники стали бодро вселяться во внутрь ждущих обязательного небольшого банкета, традиционно следующего за защитой, студентов и самых неимущих и молодых препов. Надо понимать, что молодые препы жаждали скорейшей выпивки и закуски. Возникла даже какая-то странная история кадрового состава института в лицах за многие годы.

Я тогда же с особой силой подумала: истории все надо запомнить. Кто здесь был? Кто захотел выпить и закусить? Кто просто продемонстрировал свое наличие. Имя им - легион, все хотели участвовать в литературе, но некоторые имена я все же здесь привела.

Забытый писатель Замошкин, писатель Москвин, писательница Валерия Герасимова, уже объявленный ранее поэт Луговской, которому жена поставила памятник в Ялте на тропе, идущей к дому творчества писателей. Дом творчества почему-то - из-за старости и разгильдяйства руководства Союза писателя - вместе с памятником поэту и Крымом достался украинцам. Присутствовали также писатель Вашенцев, по слухам очень хороший человек, а также критик Валерий Дементьев, верный рыцарь социал-реализма. Запомнился также критик Коваленков, преподаватели Мигунов, Налдеев, а также некто Зарбабов, всегда носивший с собой магнитофон, чтобы точнее передать куда надо речь своих оппонентов, и уверявший всех, что он похож на Пушкина. Здесь же упорно тусовался уже объявленный Кирпотин, который придумал соцреализм для Горького. А как вы думаете, Путин сам от начала до конца пишет речи, которые он читает с небольших листочков? Были еще некоторые тени, в которых смутно угадывались писатели. Среди них блистали РАППовцы Астахов и Исбах. Звездой первой величины явился также теоретик литературы Виктор Шкловский. Он написал много книг и прославился фотографией с Маяковским на пляже. Чего он Маяковского, лучшего советского поэта с собою не привел? Как-то бочком, бочком возник в аудитории и почти забытый критик Виталий Озеров. Очень важный в Союзе писателей был человек. Его вспоминают сегодня только потому, что он был мужем знаменитой редакторши Мэри Озеровой, давшей в журнале "Юность" творческую жизнь многим современным прозаикам. И Василий Аксенов, и Анатолий Гладилин, и Сергей Есин, и Руслан Киреев - многих она выпустила из своего рукава. Также присутствовала здесь же любопытная женская часть - проблематичная любовница Блока и несколько других дам. Очень разные персоны, подумала я, как они себя поведут?

Закончив речь с описанием своего трудного, в доме секретаря райкома КПСС, детства, я перешла собственно к дипломной работе. Всегда требовалось маленькое обоснование, как та или иная вещь написана, что автора подвигло на нее создание. Немножко майонезу к мясному блюду! Что здесь? Но разве имеет значение в литературе это пресловутое что? Не мог, конечно, понравиться старым препам, сплошь членам бывшей правящей партии, секретарь райкома, изнасиловавший свою падчерицу. Но такое было! И не могло понравиться, как некая студентка, чтобы платить за квартиру и учебу, устроилась горничной к своему женатому любовнику-бизнесмену. Что за тематику придумывают себе студенты Лита! А этот кавалер предложил юную красавицу другому деловому человеку вместо взятки. Ценное оборудование не должно простаивать. Рынок! Никто же из мастеров соцреализма в подобное не поверит! Литература - чистое, как слеза ребенка, дело. Единственное доказательство, которое я смогу привести, это - так было! Так было со мною! Ах, какое же это несовершенное доказательство! Сколько раз на творческих семинарах было сказано будущим писателям: никогда не ссылайтесь на то, что "так было!". В литературе живет и существует только то, что достоверно!

Продолжая подобным образом рассуждать, я все время думала, как же сейчас достанется мне, бедной девочке. Похоже, живые и покойные литературные динозавры собираются проводить интеллектуальную экзекуцию молоденькой писательнице. Я физически ощущала, как что-то поменялось в воздушной среде. Я еще не закончила свою речь, а будто дохнуло из металлических ящиков с мусором и отбросами, установленных возле столовой, под старым, еще с времен Герцена, тополем. Ой, не к добру!

Из-за закрытой двери аудитории, соседствующей с залом, в котором происходила защита, отчетливо выплывали запахи готовых салатов и мясной нарезки, но так же отчетливо пахло устоявшейся мертвечиной. Все покойники уже переселились в живых, и теперь уже настоящих людей отличить от перепревшей литературы, ее навоза. Такие еще недавно сидели милые и наивные девочки и мальчики, доброжелательные профессора, респектабельные старые преподавательницы в бантах, но кто из них настоящий, пади теперь узнай. Не станешь же каждому раздирать пасть, чтобы взглянуть, есть или нет клыки? Талантливый человек имеет много обличий - определи, какое из них настоящее. Сталин, знаменитый генсек и единственный из читающих литературу вождей, совершенно определенно сказал: "Других писателей у меня нет". Писатель - редкая порода, думала я, ценить их надо в любом обличии, даже в волчьем. Может быть, я тоже какая-нибудь перерожденка?

Пора была закруглять свою речь. Предварительно несколько слов я сказала о творческих планах. Перед тем как рухнуть в поток, я набрала в легкие воздуха. Погибать, так с музыкой! Хоть мы и договаривались с Саней, - о пьесе молчок, но ведь уже всем известно. Так пусть завидуют!

По мертвой тишине, которая установилась в зале, я поняла, что это мое признание не понравилось никому. А кому из писателей и даже однокурснику студенту может понравиться успех товарища? Да еще тут же, да еще сегодня же! По усилившемуся зловонью, которое испускали, переселившись в живое обличье, мертвяки, я окончательно поняла: основной конфликт именно здесь. Одним покойным писателям не понравилась драматургия, другим рассказ о секретаре райкома. Специально, значит, вызвали в подвал, выведывали тайны. Блюстители! Не призналась, хотела всех надуть! Ах, дескать, своевольница!

– Есть ли вопросы к дипломнице?
– громко сказала дама-председатель, тревожно подернув носом. Новые запахи беспокоили и ее. Смрад сегодня благоухал как-то по-особенному. Может быть, книжки в витринах тлеют, переполненные умными мыслями?

Обычно на защитах вопросов никаких не бывало, ответом стала гробовая и зловещая тишина, которую разрядила воющая сирена с машины скорой помощи, проносящейся в этот момент по Тверскому бульвару.

Преп, т.е. преподаватель - он вообще по своей природе трусоват. Вы спросите, какой руководитель семинара, какой профессор будет топить и станет критиковать свою дипломницу на защите? Это вопрос тонкий, как придется, как подскажет конъюнктура... Старый Рекемчук, мой руководитель, не струсил... Он - боец! В конце концов, именно он все пять лет отбивал свою независимую ученицу от остального очень правильного и праведного семинара. Правильный - это еще не означает талантливый. Теперь еще и на защите ее пришлось отбивать? Ромочка Сенчин, тоже, кстати, его ученик, с ним тоже на защите было не совсем просто. Но Рекемчук еще и стратег, знает какие говорить слова. Не даром много лет был главным редактором еще советского "Мосфильма". В какую сторону гнуть железо представляет.

Во время своего выступления всячески подчеркивал социальную смелость дипломницы, так ясно обнажившей духовные язвы нынешнего и прежнего веков. Но ведь это и понятно, когда писатель начинает сомневаться в собственной судьбе, вся надежда у него на учеников. А вдруг судьба зацепит именно ученика или ученицу, тут и он сможет протиснуться в историю. В речи руководителя тоже промелькнуло, как само собой разумеющее, что у дипломницы есть готовая пьеса - инсценировка дневников Михаила Алексеевича Кузмина. Какого Кузмина? Какого Кузмина? Того самого, без мягкого знака!

Вот тут защита и пошла по непривычной орбите.

– Как, Кузмина?
– Послышался громовой голос кого-то из покойников, на время переселившегося в живого. Голос был очень знакомым, с театральными раскатами. Наверняка принадлежал кому-нибудь из специалистов по новейшей литературе. Покойники в этих случая обычно говорят голосами живых. А живым всегда обидно, что их не спросили и не проконсультировались.
– Михаила Алексеевича Кузмина, - выявлял свою ученость обладатель театрального голоса, - знаменитого поэта Серебряного века и педераста? Докатились.

– Нравственно ли это?
– взвизгнуло женское густое сопрано, явно давно не испытывавшее любви. Я про себя, несмотря на начинающийся скандал, холодно, как и полагается наблюдателю, отметила: писатели обожают говорить о нравственности, как либеральная интеллигенция о покаянии и собственности.
– В стране рождаемость падает, - продолжало то ли мертвое, а то ли живое сопрано, подбавив грудных душевных нот, - а тут про однополую любовь!

– Вот именно, - еще один голос прозвучал со стороны задних рядов, от гипсового Горького, - советская литература всегда хранила заветы.
– Какие заветы, чего именно хранила литература, сказано не было, но в подобных дискуссиях, как любил говорить Тыква, главное спонтить, что-нибудь гадкое вбросить в спор, а уж потом пусть разбираются. Почему-то запахло кислой капустой. Когда появляется Тыква, капустой пахнет всегда.

– Так порочить нашу родную партию мы тоже никому не позволим! Мы что, значит, даром пятьдесят лет этого, так называемого поэта, не печатали и через библиотеки не распространяли?

Кому, опять подумала я, надо про сгинувшую партию говорить? При чем здесь, наконец, партия? Все уже давно покойники, а что-то еще отстаивают, борются. Лучше бы пыль со своих книг в библиотеки ходили сдувать. Стараясь сделать это незаметно, я обвела наличных мертвяков взором: кто? И тут с другой стороны зала раздалось.