Тверской баскак. Том Пятый
Шрифт:
Прикладываю обе руки к сердцу в знак величайшей благодарности и покорности, а про себя еле сдерживаюсь, чтобы не скрипнуть зубами.
«Ладно, до сего дня терпел, потерплю и еще, лишь бы на пользу пошло!»
Удовлетворившись своей угрозой и моим проявлением покорности, Берке снисходительно кивнул.
— Говори, урусс, о чем ты хотел донести!
Беспредельное монгольское чванство бесит меня до безумия, но я не позволяю себе эмоций. Держа на лице почтительное выражение, я в двух словах обрисовываю им обстановку.
— Огромное войско двигается на нас с запада, и нам
Абукан сразу же недоверчиво вспылил.
— Что за войско?! Откуда знаешь?!
Не отвечая ему, я по-прежнему держу тяжелый взгляд Берке.
— Папа Римский, главный священник всех западных христиан, объявил против нас крестовый поход. Король Франции, той страны, что к западу от реки Рейн, уже собрал против нас огромное войско, и оно может стать еще больше, если мы промедлим. Сейчас многие владетельные князья пограничных германских земель еще не присоединились к нему, но обязательно сделают это, увидев его армию под стенами своих замков. И чтобы этого не случилось, нам следует поторопиться, ведь уже сейчас армия короля превосходит наши силы вдвое.
Я в такую численность врага не верю, но слегка припугнуть этих двоих сам бог велел.
— Кто принес тебе эту весть? — Жестко проскрипел Берке. — Я хочу видеть этого человека и сам спросить с него.
Вновь прикладываю обе ладони к груди.
— Прости, многомудрый Берке, но это невозможно. Новость рассказал мне архиепископ Лаурелий, но он уже отъехал в свои владения и вернуть его невозможно.
Абукан тут же зло скривился.
— Не верь ему, дядя! Урусс лжет! Мои лазутчики ничего такого не доносили!
— Ты посылаешь дозоры за Рейн?! — Спрашиваю с демонстративным недоумением и, не дожидаясь ответа, задаю еще один вопрос. — Может твои лазутчики понимают местную речь?
— Господину не нужно знать язык раба, ему достаточно палки! — Спесиво вскинул подбородок Абукан, но смысл своих вопросов я адресую не ему, а Берке.
Тот молчит, и, глядя ему в глаза, я продолжаю.
— Как я и сказал, войско французского короля еще далеко, чтобы ваши конные дозоры его засекли, но уже сейчас улицы германских городов и деревень полны слухов. Если бы ваши лазутчики понимали местных, то они бы это услышали.
Узкие щели восточных глаз стараются прожечь меня до нутра, но я продолжаю, не отводя глаз.
— Я послал дозоры за Рейн, и скоро мы будем знать обстановку точнее, но уже сейчас нельзя просто ждать. Надо начать движение и не дать архиепископам Кельна и Трира объединиться с французской армией.
Вижу, что в названиях и именах Берке не силен, но для него это и не главное. Сейчас он решает другой вопрос — верить мне или нет. Я держусь абсолютно уверенно, и это играет в мою пользу.
Наклонившись к племяннику, Берке произносит еле слышно.
— Пошли несколько сотен за эту реку, что назвал урусс. Пусть проверят!
Абукан недовольно скривился, но возразить не посмел и уважительно склонил голову, мол непременно сделаю, дядя. Взгляд Берке после это вновь вернулся ко мне.
— Мы примем решение после того, как дозорные подтвердят твои слова, а сейчас я хочу, чтобы ты направил свои огненные
В этот момент в чертах Берке проявилась такая звериная злоба, что его и без того малосимпатичное лицо стало просто зловещим. Меня такими метаморфозами не впечатлишь. Скорее, этот момент показал мне — Берке до сих пор находится в неведении о событиях в Орде. Ему все-еще не известно о скорой смерти Улагчи, иначе бы он не был так зациклен на взятии какого-то немецкого города.
Это меня радует, а вот его неразумное желание штурмовать хорошо укрепленный город совсем нет. В преддверии грядущего сражения с численно превосходящим соперником терять бойцов и заряды под стенами в общем-то ненужного города — это большая ошибка. Я это понимаю, но вот как сказать об этом Берке, чтобы он не взбрыкнул?! Задача!
В голову пока ничего не приходит, и тут вновь недовольно встревает Абукан.
— А почему ты пришёл один, урусс?! Где побежденные тобой германские князья, почему они не ползают тут перед нами на брюхе.
«Так, — тяжело вздыхаю про себя, — неразрешимые задачи растут, как грибы!»
Это действительно проблема, решения которой у меня нет. Со времен Чингисхана в понимании монгол у них нет и быть не может полноправных союзников, а есть лишь покоренные или добровольно подчинившиеся народы. Отношение и к тем, и другим одинаково брезгливо-барское и выражается, примерно, в следующем. Вы должны каждый день благодарить нас за то, что еще живы и мы позволяем вам служить Великому хану! То бишь, князь ты там у себя или царь, это неважно! В юрте монгольского повелителя ты должен пасть на колени и ползти к ногам господина, как червь. Следят за исполнением этой процедуры строго и поблажек не делают никому, какими бы последствиями это не грозило.
Зная такое, я голову сломал над тем, как в одном войске связать Абукана и Берке с германскими герцогами. Людвиг Баварский стоял на коленях перед Бурундаем, но ситуация там была несколько иная. Он был один и переживал это унижение без свидетелей. К чести Бурундая, надо сказать, у него хватило на это ума. К тому же у Людвига не было иного выхода, и все же вспоминать при нем этот момент я не советую никому. Сейчас же обстановка кардинально противоположная! Немцев уже трое, и у них появился выбор. Мне хоть и удалось уговорить герцогов остаться на нашей стороне, но я не сомневаюсь ни на секунду, заставь их ползать перед дикарями на коленях, и они тут же, все до единого, переметнутся в стан врага.
Подняв взгляд навстречу узким азиатским глазам, отвечаю на вопрос.
— Германские герцоги со своими дружинами сейчас в одном дне пути отсюда. Стоят лагерем вместе с моей армией и ждут моего возвращения.
— Именно об этом я и спрашиваю! — Грозно повысил голос Абукан. — Почему они там, а не здесь?! Почему не вымаливают прощения за то, что посмели оказать сопротивление воинам Великого хана.
Вижу, что говорить с этим молодым, чванливым монголом бесполезно, и вновь обращаюсь к Берке.