Тверской баскак. Том Пятый
Шрифт:
— Я мог бы их привести и поставить перед вами на колени, но только ответь мне, о многомудрый Берке, что для тебя на сегодня важнее?! Разгромить французского короля или увидеть унижение германских князей?!
Вместо Берке вновь взвился Абукан.
— Ты что?!. Хочешь сказать, что подвластные местные князья отказываются преклонить колени перед нами?!
— Нет! — Отрицательно мотаю головой. — Они падут ниц и выполнят все, что от них потребуется, но… — Тут я делаю глубокомысленную паузу. — Спросите меня, смогу ли я им после этого доверять, и я отвечу. Нет!
—
— Казнить можно, вот только тогда мы лишимся почти двух тысяч бронированных всадников. Поэтому, многомудрый Берке, я еще раз повторю свой вопрос. Что для тебя на сегодня важнее, разгромить французского короля или увидеть унижение германских князей?!
Особо нажимаю на слова «сегодня» и «французского короля». Мой расчет на гипертрофированную гордыню и змеиную хитрость Берке. Уступить сегодня, чтобы ударить завтра, когда лживые «друзья» уже будут не нужны. Это в стиле Берке! А еще разгромить не кого-нибудь, а западного короля! Этим можно будет утереть нос зазнайке Бурундаю.
Я очень надеюсь, что приманка сработает, иначе делу швах. Без тяжелой рыцарской конницы одолеть французов будет в десятки раз сложнее.
Замерев, жду ответа Берке, и он словно специально медлит и медлит. Наконец, он начал говорить, и вопрос его прозвучал скрипуче и зловеще.
— Ты просишь меня отложить прием местных князей до окончания битвы?
Он четко уловил предложенный мной компромисс, и я утвердительно кивнул.
— Именно так, многомудрый Берке! После битвы они в вашей власти. Судите, казните или прощайте, на то полностью ваша воля!
Говоря эти слова, я не чувствую никаких угрызений совести в том, что грубо нарушаю обещания данные герцогам. Наоборот, я уверен, что у Берке не будет шанса исполнить свой план возмездия, потому как Иргиль в предсказаниях смерти никогда не ошибалась. И это значит, что через пару месяцев, когда информацию о смерти Улагчи достигнет Берке, ему будет не до каких-то там германских князей и прочей ерунды. Все мысли его будут устремлены в Золотой Сарай и посвящены захвату трона.
Не отвечая мне вслух, Берке удовлетворенно кивает и даже выглядит довольным.
«Наверно, представляет, как он будет изгаляться на герцогами после победы». — Иронизирую про себя и решаю, что раз уж удалось подвинуть его в вопросе союзников, то почему бы не попробовать с Ганновером.
Изобразив на лице крайнюю озабоченность и тревогу, я начинаю жаловаться на то, что зарядов для баллист осталось в обрез, так же как и пороха, и ракет.
— Мы забрались так далеко, что ожидать скорого пополнения не приходится. Я опасаюсь, как бы нам к генеральному сражению совсем не остаться без огненного наряда.
— Твои огненные трубы, урусс, — тут же обрывает меня Абукан, — нужны лишь для слома крепостных стен, а в поле монгольские воины справятся и без твоей помощи!
Словно бы не слыша его, я по-прежнему обращаюсь к Берке.
— Как я уже говорил, чем дальше пройдет на восток французский король, тем больше местных
Старый монгол уже понял, куда я клоню, и, словно бы рассуждая сам с собой, произнес вслух.
— Последние месяцы были не слишком удачны. Воины хотят крови и добычи!
— Все так, многомудрый Берке, — тут же соглашаюсь с ним, — опытный полководец знает, когда позволить воинам взять то, чего они хотят! Ганновер большой город, в нем будет много добычи, и еще больше полона!
Тут я словно бы задумался и начал подсчитывать вслух.
— Немало воинов потеряем при штурме, еще надо будет оставить охрану для пленников и добычи! Добычи будет много, а кругом враги. Мало охраны не оставишь! — Вскинув голову, бросаю взгляд на Абукана. — Сколько у тебя сейчас бойцов?
Тот хмурит брови и молчит. А что тут скажешь! Даже без серьезных боев войско все-равно несет потери. Раненые, больные и прочее. Думаю, за полгода у него в тумене осталось тысяч восемь в лучшем случае.
Не отвечая мне, Абукан молча переглянулся с дядей. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять этот немой диалог. Племянник только что безмолвно подтвердил, что я прав.
Отметив эту мимику, я вновь даю им возможность сделать правильный ход, не потеряв лица.
— А что город! Город никуда не денется! После победы всегда можно вернуться и наказать строптивых горожан за дерзость.
За стеной шатра ночь, но тишины нет. Там в темноте слышится постоянный неровный гул. Полк Петра Рябова и дружины трех герцогов готовятся к скорому выступлению. Позавчера я таки убедил Берке и Абукана оставить на время Ганновер и двинуться навстречу французскому войску. По предварительному уговору, монголы должны выдвинуться к Рейну и, переправившись через реку, ждать подхода моей пехоты и герцогской тяжелой конницы. От Ганновера до Рейна недели две пехотного марша, монголы пройдут этот путь в два раза быстрее. Это важно, поскольку пока нет никакой конкретики о французах. Где они сейчас, сколько их, и так далее?! Я не хочу, чтобы они успели перейти Рейн и соединились с войсками архиепископов Кельна, Майнца и Трира. Нужно успеть отрезать боевитых святых отцов от наступающего короля Людовика.
Завтра тяжелый день, и хорошо бы выспаться, но времени на это нет. Как всегда все не вовремя. Меня не было в лагере два дня, и за это время, словно сговорившись, примчались гонцы от всех: от Куранбасы, от Ерша и Эрика Хансена. Их письма, свернутые в свитки, пока лежат нетронутыми на столе. Я вернулся в лагерь буквально с пару часов назад и успел лишь выслушать доклады полковника Петра Рябова и командиров бригад.
Они вышли от меня буквально минуту назад, и, вытянув ноги, я позволяю себя пару мгновений отдыха. Проскользнувший как тень Прохор ставит на стол кружку горячего сбитня, и я с благодарностью киваю ему. Я не просил, но Прошка уже так давно со мной, что знает мои желания лучше меня.