Тверской гость
Шрифт:
– Тут дождей мало выпадает!
– пояснил Ахмат.
Да, воду здесь ценили... Надо же было выдалбливать в каменистом грунте такие колодцы, как в Декане! Была бы вода, не мучились бы, вгрызаясь в камень на добрый десяток саженей. И не крутили бы от зари до зари деревянные колеса-чпгири возле каналов, чтоб поднять влагу для пшеницы, бобов и кунжута. Скрип этих ручных колес и журчанье воды по желобам так и преследовали Никитина.
"А и не сладко же вам, братцы мои, живется!
– раздумывал он, глядя на сложенные из плоских камней жилища местного люда.
– Ох,
Проступали недоумение и тревога даже на лицах "жадных". Они не видели пока тех богатств, о которых грезило их воспаленное воображение.
– Есть другая Индия!
– утешали их купцы.
– Индия дворцов, алмазов и сапфиров! Индия жемчуга и рабынь! Все еще впереди. Идите, идите, правоверные!
Как-то караван натолкнулся на вымершую деревню. О ней говорили со страхом.
– Эта деревня прогневала богов!
– с опаской передавали биринджары.
– В ней убили обезьяну. Тогда пришло войско Ханумапа, царя обезьян, и опустошило все поля. Все опустошили. И привели тигров-людоедов и диких слонов... они и сейчас неподалеку бродят.
Правда, по ночам из джунглей доносился трубный зов, страшные рыки.
– Почему так обезьян чтут?
– спросил Никитин у одного из погонщиков, кое-как говорившего по-персидски.
– Они помогали царю Раме, богу!
– тихо ответил тот.
– Они умны и обид не прощают... Прости, я не буду говорить о них.
Было что-то загадочное в этой тревоге погонщиков, в разрушенной деревне, в голосах джунглей.
"Ну, все равно допытаюсь!" - волнуясь, думал Никитин.
Он с уважением посматривал на мохнатых зверей, ничуть не боявшихся человека.
Заметил такие же взгляды Ахмата.
– Не шути!
– серьезно ответил тот.
– Обезьяны знают, где стоят заросшие джунглями храмы с сокровищами. Говорят, они могут провести туда и человека...
Купец явно верил в то, что говорил.
В двух переходах от Бидара, на ночлеге, Афанасий долго не мог уснуть. В покоях дхарма-сала было душно, кто-то раздражающе храпел, кусали блохи. Никитин неслышно вышел на улицу. Ночь стояла лунная, светлая. Он присел на камень в косой, черной тени конюшни. За плетеными стенами вздыхали, переступали кони. Пахло мочой, теплым навозом.
На Руси приближался декабрь. Там зима, бобровые шапки снега на столбах и перильцах, валенки скрипят по морозу... Марья, поди, за упокой свечу поставила. Знать бы, что Кашин сделал с домом?.. А Оленушка-то уже выдана небось. Да. Некому его ждать. А он вернется. Разбогатеет и вернется.
Еще через день караван вошел в Бидар. Никитин проник туда, куда не ходил до него ни один европеец.
– Рам, Рам, Рам ре Рам!*
______________ * "Рам, Рам, Рам ре Рам!" - индийское восклицание, равнозначное русскому "Боже, боже мой, великий!".
– Я сам видел!
– Камнями ее бейте!
Никитин приподнял голову, прислушиваясь к шуму на улице. Только прилег вздремнуть - на тебе! Но шум приближался, его взяло любопытство, и он вышел на голоса.
Мимо подворья волокли молодую бабенку с растрепавшейся косой, в рваной одежде, с окаменевшим лицом.
– Что это?
– спросил Афанасий у Хасана.
Тот уже успел откуда-то выведать: бабенка варила зелья, отравила какого-то господаря. Вот схватили, волокут на суд.
Никитин покачал головой.
Всего два дня назад прошел он в кирпичные ворота Бидара, а уже столько навиделся, хоть беги. Про сам город худого нельзя было сказать. Стены добрые, дома все с садами, базар большой, частью крытый. Целые улицы обсажены пальмами, тисом. По белым заборам вьются растения с яркими цветами. В восточной части города - крепость. Тяжелые, мрачные бастионы, отвесные стены глядятся в ров, где на темной воде неподвижно лежат крупные белые лилии. Через ров - каменный узкий мост. В крепость нужно проходить сквозь трое ворот. Везде стража и писцы-кафиры. В крепость пускают только мусульман. Лишь по огромным пестрым куполам мавзолеев, по виднеющимся над стеной крепости павильонам и галерейкам дворцов можно догадаться, какое там, внутри, великолепие. Там живет султан Мухаммед-шах. Там. палаты ныне воюющего везира Махмуда Гавана. Там жилье других вельмож.
Дом хазиначи не в крепости, в городе. Но и такой дом князю под стать! Строен в два яруса, над внутренним двором-садом - гульбища. В саду большой пруд. В пруд набиты сваи. На сваи наложены ветки и земля, на этой земле разрослись розы и жасмин. В зеленой воде, где медленно плавают стайки рыб и черепахи, колышутся цветы лотоса. Прохладно в доме, полном утвари, дурманен запах в саду. А захочешь искупаться - в двух мраморных бассейнах всегда холодная проточная вода, подающаяся по бамбуковым трубам из глубокого колодца...
Что говорить! Град велик и чуден!
Пожалуй, останься Афанасий жить в доме Мухаммеда, не пришлось бы ему теперь бранить Бидар
Но, повидав богатые хоромы хазиначи, Афанасий, к удивлению Хасана и слуг перса, которые не знали, как угодить другу своего хозяина, решил уйти на подворье. Не по себе ему было как-то жить в чужом доме, без владельца.
Тут все и началось. Бродя по базару, разглядывая алые, зеленые, оранжевые шелка и камни, чеканную посуду, оружие, выложенные серебром по черному камню безделушки, украшения, вдруг почуял, как ослабел кожаный пояс с деньгами. Еле успел ухватиться за него. Сзади дернули. Он живо оборотился. Какой-то ворюга нырнул под тележку с баклажанами. Сбоку Афанасия толкнули. Глянул вбок, толкнули в спину. Сдернул пояс, наддал плечом, швырнул окружавших в стороны, выскочил на свободу.
– Ах, тати проклятые!
Свернул пояс, спрятал за пазуху, стал выбираться из толпы, привязалась старая ведьма, седая, с ехидным, подмигивающим глазом, бормоча, стала звать к дочке:
– Такой цветок достоин султана!
– Дергала за рукав, не отставала. Хорош, наверное, был цветок у этой кочерыжки обглоданной!
Отвязался от сводницы, разыскал лавчонку с украшениями, спросил камни. Сивобородый, гнилозубый басурманин с великими предосторожностями повел в темноватую клеть, из кованого сундука достал деревянный ларец: