Тверской гость
Шрифт:
– Учение как раз удобное, - лукаво сморщился хазиначи.
– Оно султанам не мешает.
– Как ты можешь этак говорить?
– с укоризной произнес Никитин.
– Одни беды им от него. Вот того же Карну возьми. Сына у него какой-то сукин сын погубил, а он только терпит. Непротивление! Не терпеть бы, а отомстить за сына надо было. Так и все индусы. Терпят, терпят.... Но ведь придет их терпению конец! Заговорят! Куда тогда убийцам деваться? Кафиров-то, сам знаешь, великое множество, больше, чем притеснителей у них!
Мухаммед не отвечал, уставясь на доску. Никитин взглянул на перса. Глаза у хазиначи были пустые. Дрожащая
– Все. Прижал я тебя!
– засмеялся Никитин.
– Конем, конем надо сходить было. А теперь - мат... Ну, давай новую партию... Да. А кафиров хулить не могу...
Расставляя фигурки заново, Мухаммед сумел взять себя в руки, оправился от растерянности, в которую его так неожиданно повергли слова Афанасия. Нет. Русский ничего не знал. Но страх все еще держал сердце Мухаммеда цепкой ледяной рукой.
Двигая пешки, хазиначи выговорил:
– Ахимса, непротивление... Это больше философия... Просто Карна не знает своего врага.
– Нет. Они и живут так. Карна знает обидчика, - спокойно ответил Афанасий.
– Знает, да никому не говорит... Жалко мне старого. Сколько лет такую муку в душе носит! И зачем?
– Ты бы... сказал?
– Сказал бы... Э, хазиначи, фигуру подставляешь. Возьми ход обратно.
Мухаммед заставил себя засмеяться, повалил короля:
– Сдаюсь .. Я нынче не в ударе. Давай лучше пить.
– Все пьешь?
– В жизни мало радости... Вот не думал, что ты сойдешься с индусами. Не думал. Может быть, есть особые причины, а? Кое-что говорят...
– Что же?
– Не догадываешься?
Хазиначи возбужденно передвигал лакомства, разливал вино.
– Об этом - не надо!
– сказал Афанасий.
– Разве это секрет? Говорят, она хороша...
– Послушай, она - как сестра мне. Понимаешь? Не надо...
– Три месяца красавица живет под твоей крышей как сестра?! Не скрывай! Нехорошо! Я с удовольствием выпью за ее здоровье.
Никитин прикрыл серебряный кубок ладонью.
– Послушай, хазиначи, откуда ты знаешь обо мне?
– Э!.. У слуг длинные языки, у соседей есть глаза и уши. Пей же.
Афанасий помрачнел, задумался.
– Не знаю, что болтают, - сказал он, помолчав, - одно скажу: она мне вправду как сестра.
– Это еще хуже!
– прищурился Мухаммед.
– Я слышал и то, что ты ее сестрой называешь. Индуску - сестрой! Забавно! А ведь мы в Бидаре, где индусы живут только благодаря снисходительности султана.
– Уж это я понял!
– с мрачной иронией кивнул Никитин.
– Послушай моего совета!
– по-приятельски притронулся к колену Никитина Мухаммед.
– Называй ее наложницей. Это будет понятно и не навлечет на тебя никаких бед.
– Не стану. Не боюсь.
– Ох, упорный человек! Правдивый человек! Смотри, смотри... Впрочем, я не сомневаюсь, что вскоре ты назовешь ее наложницей, не кривя душой.
– Хазиначи! Я таких шуток не люблю!
– О! О! Ты сердишься всерьез? Оставь! Что слова? Дым! Потянул ветерок и дыма нет. Лучше еще выпить. Разве я не друг тебе? Я покажу тебе дворцы. Я скажу о тебе вельможам, ученым. Ты увидишь настоящий Бидар! Ты не пожалеешь, что встретился со мной. А потом пошлем караван на Русь. За мехами. С алмазами. О Юсуф! Нам ссориться не надо У нас много одних и тех же забот впереди. Выпьем же за дружбу... А? Или ты пришел только затем, чтобы обыграть меня в шахматы?
И хазиначи, подливая Афанасию вино, принялся болтать о всякой всячине, ни разу за весь вечер не попрекнув больше Никитина его индусскими знакомствами.
Посещение Мухаммеда, которого Никитин давно ждал, чтоб познакомиться с мусульманским Бидаром поближе, оставило в душе Афанасия некоторую горечь лишь потому, что перс очень легкомысленно говорил о Сите.
Впрочем, он готов был извинить его, зная нравы города и характер самого хазиначи.
Возвращаясь домой, Афанасий совсем забыл о разговоре с Мухаммедом, радуясь, что сейчас снова увидит ту, которая так много значила теперь в его жизни.
Никто не знал, что происходит с ним. Но те три месяца, что Сита жила в его доме, стали для Афанасия месяцами любви и тоски, месяцами счастья и горя.
Брамин Рам Лал рассудил просто: у девушки, возможно, остались близкие, если Афанасий готов дать ей кров и пищу и хочет помочь ей найти своих, пусть девушка останется у него.
И Сита осталась с Никитиным. Доверчивая, безыскусная, она в первые же дни рассказала Джанки, жене Рангу, всю историю своей недолгой жизни. Отец Ситы, Ону, был райот. У них был маленький надел и огород. Правда, своего риса и овощей им не всегда хватало - приходилось платить налоги, возвращать быстро растущие долги, приносить жертвы богам, но до последнего времени они все же не знали, как спать без сари и не есть два дня подряд. Вокруг деревни, в джунглях, росли джаман и махва, кокосы, финики, а мать Ситы, Маджори, была большая мастерица отыскивать съедобные коренья. Они даже держали свинью и хорошего быка. Сита была вторая дочь. Старшая сестра ее, Бегма, росла очень красивой. Поэтому ее очень давно увезли из деревни в далекий город раджи, чтобы сделать жрицей богини Лакшми - богини любви и плодородия. Бегма не жила дома четырнадцать лет и вернулась лишь в прошлом году. Она привезла в дом счастье. У Бегмы было много украшений и нарядов, удивительные краски для лица, она умела петь и танцевать, как никто. Ее обучали ведам и пуранам, она делила ложе с самим верховным жрецом богини, и теперь во всей округе не было женщины достойнее Бегмы. Мать и отец плакали от радости, когда дочь снова переступила их порог.
Бегма не долго оставалась в доме родителей. Ее взял в жены брамин Рам Прашад.
Это окружило семью Ситы еще большим почетом и уважением.
Затем, правда, их постигла беда. После летней жары, едва перепали дожди, в самое гибельное для скотины время, у них пал бык.
Отцу Ситы, Ону, пришлось взять в долг у богача Пателя. Засуха помешала вернуть долг вовремя, а Рам Прашад и Бегма не думали помочь семье. Рам Прашад сердился на Ону, так как тот не захотел перед этим продать Ситу скупщику девушек, приезжавшему от раджи.
Долг рос очень быстро. Патель грозил разорить Ону и обещал смилостивиться только в том случае, если получит Ситу в жены.
Патель был стар, голова его походила на уродливую тыкву, глаза слезились, но он был почтенный человек, член панчаята,* от него зависела жизнь семьи, и Ону дал согласие...
______________ * Панчаят - "совет пяти", совет старейшин в индусской общине.
Рад Прашад совершил обряд манги - обручения, принес жертвы Браме и Лакшми. Патель простил Ону долг и подарил Сите ножные браслеты с серебряными колокольчиками.