Твое имя
Шрифт:
Но вот недавно в таверне я краем уха услышал, что в столице начались странные убийства девушек. Неужели Ивар добрался до Корни-Кэш и совсем потерял голову от безнаказанности? Лестаты убивают, чтобы жить, но никогда не истязают своих жертв.
Вчера вечером я пришел к стану, зная, что должен рассказать все об Иваре. Но в последний момент смелость мне изменила. Если узнают правду, то в опасности окажусь не только я, но и мой сын, и все лестаты, которые доверились мне.
В тот момент, когда я, одолеваемый сомнениями, пытался принять правильное решение,
+++
Рейвен замолчал, и на какое-то время в комнате стало тихо, лишь потрескивали дрова в камине да ветер стучал в окно.
— Значит, это Ивар? — прошептала Мара.
Все просто, оказывается. Парнишка, который решил, что ему все сойдет с рук. Что ж, видно, сходство убитых девушек с Марой — простое совпадение.
— Ты понимаешь, что он должен будет умереть после всего, что сделал? — спросил Бьярн.
— Без суда и следствия, — скривился Рейвен.
Мара ощутила его боль. Как это ужасно — быть меньше, чем человек, не иметь ни прав, ни надежды стать услышанным.
— Если бы обвиняли Эрла, его бы ты тоже позволил убить, не сомневаясь ни секунды?
Бьярн побледнел. Рейвен, похоже, ударил его в самое больное место.
— Если ты останешься и поможешь отыскать убийцу, обещаю, смертный приговор ему вынесут, как человеку. В суде.
— Бьярн, ты не можешь этого обещать… — прошептала Мара, но Бьярн молчал, точно имел право так говорить.
— Согласен, — ответил Рейвен.
Протянул ладонь, и второй раз за это утро они скрепили договор рукопожатием.
Вернувшийся домой Эрл застал мирную картину. Рейвен, Мара и Бьярн сидели рядком на диване и пили дымящийся взвар из кружек, закусывая булочками.
— Эй, обжоры, а мне булочку оставили? — возмутился он, втискиваясь между Марой и отцом.
Обнял обоих, поцеловал. Бьярну показал язык.
— Прости меня, малыш, — вздохнул тот, понимая, что мальчик имеет право злиться.
— Ну ладно. Так и быть! Только не дерись больше!
*** 43 ***
Рейвена поселили в комнате с Эрлом. Теперь Мара не смогла бы уйти спать на другую постель, даже если бы захотела. Но она не хотела.
Нет, они по-прежнему только ночевали рядом, дальше поцелуев дело не шло, но зато как уютно засыпать в его объятиях.
После встряски, устроенной появлением Рейвена, жизнь постепенно вошла в колею. Человек ко всему привыкает. Поначалу Мара с трудом могла поверить в то, что все это время они растили и любили маленькую нечисть. Что в происходящем с ним нет ее вины. И пусть он вовсе не человек, а лестат, но при этот Эрл оставался Эрлом — любимым, добрым мальчиком.
К присутствию в доме Рейвена привыкнуть оказалось сложнее. Трудно каждый раз, спустившись утром в зал, обнаруживать в кресле у камина лестата, ехидно улыбающегося при их появлении. Рейвен спал мало, так что к их пробуждению успевал согреть воды. Бьярн поначалу ворчал, что у них не дом, а проходной двор для нечисти. Ворчал, конечно, больше для вида, ведь он сам уговорил отца Эрла остаться до конца расследования.
Дело шло ни шатко, ни валко. И, как предполагал Витор, грозило превратиться в очередной висяк. Ни новых зацепок, ни доказательств, ни свидетелей пока не нашлось, а Мара и Бьярн пока не придумали, каким образом сообщить информацию, полученную от Рейвена так, чтобы не вмешать в это дело его и Эрла.
К тому же постепенно становилось ясно, что здесь замешан кто-то вышестоящий. Опросили работников в «Королевской охоте» — таверне, где работала Ганна и узнали, что в последний вечер один из посетителей попросил присесть к нему за столик. Угощал вином и пирожными. Судя по всему, кто-то из Благородных. Витор попытался рыть в этом направлении, но сверху спустили указ: «Без четких доказательств вины, указывающих на убийцу, представителей высшего света не беспокоить!». Витор потом сутки ходил злой, как собака, срываясь на подчиненных, и кричал, что в таких условиях, со связанными руками, работать невозможно.
Вечером того дня, дождавшись, когда Эрл отправится спать, устроили совещание. С момента первого убийства прошло две недели, время поджимало. Убийца сейчас, наверное, присматривает следующую жертву.
— Давайте подбросим письмо? — Мара перебирала все варианты, какие приходили в голову. — Напишем все, что знаем. Убийца — лестат. Зовут Ивар. И судя по всему, помогает ему кто-то из Благородных. Ты не помнишь, как его звали?
Рейвен скривился.
— Даже не поинтересовался. А он не представился… Чем это поможет расследованию? Старший дознаватель в курсе, что замешана нечисть, так?
— Так…
Мара нашла способ навести на эту мысль медикуса Вайра, а тот подкинул идею Витору.
— А от имени никакого толку не будет. Ивар не дурак: скорее всего, теперь он представляется иначе и, возможно, сам выдает себя за Благородного. Легче отследить отправителей письма, — сказал Рейвен. — Тогда нам не поздоровится…
Логично, не поспоришь. Бьярн по большей части молчал, глядя на огонь. Думал. Мара давно заметила за ним такую черту — уходить на какое-то время в себя, размышляя над сложной проблемой. Часто после таких раздумий решение находилось.
— Мара, почему не удался обряд переноса сознания? — спросил он. — В общих чертах помню, но повтори.
— Неизвестный яд в крови… Ой, теперь уже известный, конечно. Не позволяет воскресить и мешает обряду.
— Ясно…
Он вновь глубоко задумался, и Мара задумалась тоже. Какая-то идея скользнула по краю сознания и растворилась быстрее, чем она успела ее ухватить.
Бьярн поднялся, потянулся.
— Ладно, я наверх. Мара?
Мара тоже поднялась было — действительно, глаза начинали слипаться. Это Рейвен, полуночник, непонятно, когда спит, но на то он и нечисть, а людям нужен отдых. И вдруг заметила, как Рейвен смотрит на нее, точно хочет что-то сказать, но так, чтобы Бьярн не услышал.