Твое имя
Шрифт:
— Б-б-бьярн? — заикаясь, прошептала Мара.
Огляделась, не веря своим глазам. Стражники отряда Вседержителя. Благородный у ее ног. Нет, нет, нет! Этого не может быть!
— Птаха моя…
Этот голос не перепутать ни с одним другим! Эти серые глаза с коричневыми крапинками. Эту улыбку. Пусть теперь Бьярн сам на себя непохож без бороды.
— Бьярн, — помертвев, прошептала Мара. — Проклятие… Ты что, принц?
— Ну, прости… Так получилось.
*** 55 ***
Мара проснулась и лежала, прислушиваясь
И все же Мара тянула время, не открывала глаза. Сама на себя удивлялась: «Вот лентяйка!»
Но тут Бьярн заворочался, пытаясь повернуться, и не сдержал стона. И Мара мгновенно вспомнила все, что было. Нападение наемников, умирающий Бьярн, Мотылек, сошедший с постамента, пальцы Лейраса, перебирающие ее волосы, и… Мара распахнула глаза и уставилась на человека, который лежал рядом с ней на постели.
Лицо с благородными и правильными чертами разве что слепец принял бы за лицо деревенского парня. Бьярн без бороды и с короткими волосами выглядел совсем иначе: более молодым, привлекательным и… Благородным. Может быть, Мара ненароком решила бы, что другой притворяется им, если бы не раны на спине. Сейчас Бьярн лежал на животе, а сквозь слои повязок проступала кровь. Он пришел за ней, едва очнувшись и поднявшись на ноги. Наложенные швы разошлись, когда он волок Лейраса, и Мара видела, как Бьярн незаметно отхлебнул из флакона синюю жидкость — настойку Безличника.
Вчерашний день. Мара наморщила лоб, восстанавливая в памяти события. Воспоминания всплывали в голове, как отдельные части мозаики, которые никак не хотели собраться в единое целое.
Вспомнила, как, узнав о том, что Бьярн — наследник правящей династии и старший сын Вседержителя, она принялась хохотать, точно ненормальная.
— Хиленькое создание, — повторяла она, вздрагивая от нервного смеха, так что Бьярн озабоченно прикоснулся ладонью к ее щеке.
— Птаха… Девочка моя…
Но Мара не слышала. Так что медикусу, прибывшему со свитой наследника, пришлось влить ей в рот горькое снадобье. Мара узнала его вкус: успокаивающее, каким потчуют нервных, истеричных дамочек. Сама изготовляла такое под руководством профессора Вигге и посмеивалась над рафинированными девушками из высшего света, которые от любого ветерка готовы упасть в обморок.
Настойка подействовала, но затуманила разум. Следующее воспоминание: Бьярн держит ее на коленях… Они в карете, кажется. Во всяком случае, пол качается, и голова кружится. Мара ненадолго пришла в себя и задохнулась от ужаса:
— Рейвен! Эрл!
— Все хорошо, с ними все хорошо!
Бьярн снова уложил ее голову себе на плечо, поцеловал в лоб.
— Моя родная… Рейвена и Эрла я забрал из нашего дома сразу, как только пришел в себя и смог отдавать приказы.
— Значит, эти черные кареты…
— Были мои. Черные кареты очень часто используют все Бла… Хм… Люди, которые хотят остаться неузнанными. Тебя не застали у больницы, не обнаружили ни дома, ни по дороге. Я чуть разума не лишился.
Он пожал ее руку.
— Но как Рейвен догадался, что они от тебя?
— Я
— И что же? — заинтересовалась Мара даже сквозь муть, крутящуюся в голове.
— Попросил «крокодилью рожу» довериться посланнику.
Мара не сдержала слабой улыбки, представив, как вытянулось лицо Рейвена после этих слов. И ведь ничего не поделаешь — пришлось довериться.
И тут же нахмурилась:
— Почему они сказали мне, что ты умер?
Бьярн еще крепче прижал ее к себе, лицо виноватое и несчастное: видно, представил, что ей пришлось пережить.
— Понимаешь, моя мама…
Но он внезапно замолчал, обеспокоенно глядя на Мару.
— Ты устала! Я все расскажу позже.
А потом, что же потом… Кареты въехали сквозь арку на широкий двор, и Мара мельком увидела окружившие их со всех сторон стены огромного дворца. Они высились вокруг и, казалось, уходили в небо. После этого чернота…
Мара села на кровати, огляделась и сразу почувствовала себя маленькой и незначительной на фоне того великолепия, что открылось глазам. Стены украшены гобеленами, вышитыми золотыми нитями, на полу ковры с толстым ворсом, начищенная люстра сияет. У Мары от такой роскоши разболелась голова, и она упала на подушку.
Это его спальня? Мара решилась и неловко осмотрела себя: оказывается, на ней надета рубашка из тончайшего шелка. Кто ее переодел? И почему она здесь?
Эта помпезность не для нее. Все, чего ей хотелось, — это найти своего Бьярна, взлохмаченного и заросшего чуть больше, чем следует, Бьярна в одежде стражника, Бьярна, что неловко дует в кружку, прежде чем отпить из нее горячий взвар, и сказать ему: «Пойдем домой!»
Вот только прежнего Бьярна больше нет. Он никогда не вернется. Вместо него появился принц. Наследник. Благородный. Может быть, от прежнего Бьярна ничего не осталось. Только иллюзия, только игра.
Глядя на красивого спящего мужчину, Мара разрывалась от противоположных чувств: счастье оттого, что он жив и все закончилось благополучно, мешалось с печалью — он жив, но вместе им не быть.
Ее принесли в спальню, будто Мара — вещь, принадлежащая ему. Такая же игрушка, только любимая, о которой будут заботиться и пылинки сдувать, вот только никогда ей не стать женой, не родить детей любимому человеку. Была вольной птахой, а станет птицей в клетке, потому что любовь иногда держит сильнее любых железных оков. Вот только согласна ли она на такую судьбу? Эх, Бьярн, что же ты натворил.
Бьярн открыл глаза, увидел, что Мара смотрит на него, и улыбнулся. Протянул руку и погладил по щеке.
— Моя родная…
У Мары не хватило сил отвести его ладонь: пусть, ладно, в последний раз. Она просто попрощается: только сегодня ощутит тепло его рук и нежность поцелуев, а потом можно уходить. Главное — что он жив и обязательно станет счастлив. Он вернулся к любящим его людям. А скоро, судя по всему, и свадьба не за горами.
Внутри всколыхнулась боль, запустила острые коготки в сердце, но Мара заставила себя улыбнуться: она больше не заставит его страдать. Она разрешит и себе быть счастливой в этот последний день вместе.