Творчество душевнобольных кошек

Моисеев Владимир

Здесь было о чем подумать. Похоже Нина и в самом деле была заинтересована в том, чтобы я собрался и написал свой роман. Это было по-настоящему удивительно и потрясающе приятно. Я боялся только одного - что ошибся в своих ожиданиях, Нина окажется подделкой, и все ее достоинства рассыплются в прах при первом серьезном испытании. С женщинами такое время от времени случается. Мужчины часто придумывают своим спутницам совершенно неправдоподобные достоинства, которыми они зачастую не наделены ни в малейшей степени.

Вот мне, например, почему-то показалось вполне разумным сделать Нину главной героиней своего нового романа. Не знаю, как обстоит дело на самом деле, но мне бы хотелось, чтобы дикие, сумасбродные кошки в моем тексте были похожи на нее.

Я недовольно покачал головой, у меня с сожалением вырвалось резкое: “Уххрм”! Как я ненавидел себя в этот момент. Впервые за долгие годы столкнувшись с женщиной, которая сумела вызвать у меня неподдельный интерес, я немедленно пытаюсь загнать ее в свой распроклятый текст, а это, значит, - выдумать ее от начала до конца, что, в свою очередь, неизбежно заставит вычеркнуть Нину из реальной жизни.

–  Как продвигается ваша работа?
– спросила Нина.
– Вы так проникновенно рассказывали о душевнобольных кошках, что мне не терпится прочитать об этом роман.

–  Сегодня мне не хочется писать, завтрашний день тоже пропал - праздник, черт его подери. Так почему бы нам не отправиться в бар. Может быть, там я стану для вас просто Килгором, и мы оставим мистера Хеминга для официальных мероприятий?

–  Вы танцуете?

–  Очень плохо.

–  А после четырех сухих дайкири?

–  Не пробовал, - признался я.
– Обычно после четырех дайкири меня тянет безответственно философствовать.

–  Так в чем же дело? Пойдемте наполним наш танец философским смыслом.

*

Неизвестно откуда вынырнувший Николас немедленно увязался за нами. Этого следовало ожидать - он всегда готов составить компанию направляющимся в бар. Но поскольку мы не обращали на него никакого внимания, - не нарочно, просто так получилось, - он обиделся и отстал, решил поискать развлечения в другом месте. То есть, это я так подумал, что он обиделся. Не исключено, что он обрадовался за нас. Художники бывают иногда чрезвычайно тактичными.

В лучшем баре Сан-Лоренцо было… как и в любом другом баре - сумрачно, спокойно, лениво. Почему бары по всему миру абсолютно одинаковы, хоть убей, не понимаю! Все дело, надо полагать, в знаменитом американском провинциализме. Усталый американский турист, насытившийся красотами обследуемого им мира, имеет право отдохнуть вечером в стандартном баре. Со стандартными удобствами, со стандартными напитками и стандартным обслуживанием…

–  Красота!
– пошутил я, устроившись у стойки и зажав в руках свой первый бокал с сухим дайкири.
– Абсолютная стандартизация - вершина цивилизации.

Нина мою шутку не оценила.

Я стал сбивчиво объяснять, что имел в виду. Довольно быстро мне это надоело, тем более, что Нина к рассказу о сравнительных характеристиках баров различных стран мира отнеслась более, чем равнодушно.

–  Вы любите цветы?
– спросил я, чтобы сменить тему разговора.

–  Только речные лилии…

Я вздрогнул. “Речные лилии” - так назывался сборник рассказов, который я написал после того, как был брошен своей первой женой. Не знаю уж, случайно ли Нина вспомнила об этой тоненькой книжице, никогда не имевшей сколько бы то ни было заметного успеха у критиков. Никогда больше я не писал таких сентиментальных, основанных на личных переживаниях текстов. Мне казалось, что сборник давно и прочно забыт. Меньше всего я рассчитывал услышать его название, отправившись с девушкой в бар. Только литературовед мог знать об этом сборнике.

–  Через сто лет ваш сборник обязательно станет чрезвычайно популярным, - сказала Нина и улыбнулась.

–  Хочу поцеловать вам руку.

–  В чем же дело?

–  Боюсь поцарапать. У меня пересохли губы, они теперь как бритвы.

–  Это легко поправить.

Нина быстро поцеловала меня в губы. Я почувствовал ее легкое прикосновение. Чем-то этот поцелуй отличался от прочих. Мне ли не знать, слава Богу, есть, с чем сравнить. Память цепко ухватилась за ощущения. Мне стало ясно, что забыть его я не смогу никогда. Любой редактор жирно вычеркнет фразу “это было ни с чем не сравнимое ощущение”… Но, черт побери, разве можно сказать об этом поцелуе точнее!

–  Ну как? Стали мягче?

–  Да, - ответил я.
– Вне всяких сомнений.

–  Теперь ты для меня просто Килгор.

–  А ты, стало быть, просто Нина…

Мы пили дайкири и танцевали… Сто лет не танцевал… Сто лет не влюблялся. Сто лет не чувствовал себя молодым удачливым щенком, которому подфартило подцепить на школьном вечере прекрасную незнакомку.

–  Ты останешься у меня?
– спросил я, подчинившись драматургии обстоятельств.

–  Нет.

–  Нет? Почему?

–  Ты забыл, что я не твоя любовница. Я твоя подруга.

–  А есть разница?

–  Конечно. Разве ты не обратил внимание на то, что это два разных слова.

–  Подруга - более широкое понятие. Оно должно включать в себя…

–  Не должно.

–  Я не верю, что ты приехала на остров только ради написания монографии…

К моему удивлению, я, кажется, угадал. Нина покраснела самым предательским образом. Ей не было стыдно, такие вещи я распознаю сразу, но мои сомнения в том, что она не только литературовед, явно не понравились ей. Словно бы я помешал выполнению какого-то чрезвычайно важного плана, который Нина пыталась претворить в жизнь. Я не сомневался, что ее намерения самые благородные, и она искренне считает, что старается для моей пользы, и уверена, что одна во всем мире знает, что для меня хорошо.

Сам я давно потерял разумное представление о том, что для меня хорошо, а что - нет. Иногда мне даже кажется, что после Гватемалы я вообще не в состоянии отличить хорошее от плохого, все выглядит до отвращения одинаково, нейтрально. Может быть, поэтому людям так нравится в последнее время наставлять меня на путь истинный. Но я не готов слушаться.

–  Получается, что монография всего лишь предлог, - моя злость была какая-то не настоящая, поддельная, просто обида нашла выход в излишнем внимании к истине.
– Правильно? Почему ты здесь?