Я не завидуюТебе, солнце:Ты бросаешь лучи,Я подымаю их;Для тебя они —Упавшие волосы с головы,Для меня —Жизнь и красота.
18 июля [1924]
«Жатва еще не кончена…»
Жатва еще не кончена.Не время подсчитывать снопы.Идите же со мной, жнецы, —Дела
много,Оглядываться некогда.Утонем с головойВ золоте хлеба.Так утонем,Чтоб идущие за намиВидели только хлебИ не видели нас.
22 июля [1924]
«Поднялся цветок на болоте…»
Поднялся цветок на болоте.Его затопила вода.Поплыли ужи и пиявкиНад бедной головкойИ тина ее затянула.В лачуге родилась малютка.Ее подхватила нуждаИ зарыла глубокоВ грязи подворотень…Перед смертью девочкеСнился цветок из болота:Росла у нее на грудиГолубая головкаС желтым глазкомИ ее целовалаВ холодные губы.
24 сентября [1924]
«Труд и песня!..»
Труд и песня!Он идет в глубь,К корню,Что питает,Она вверх,В лазурь,Что радует.Оба вместе —Прекрасное дерево.
«Женщины — лепестки…»
Женщины — лепесткиНа цветке мира.Им первым сужденоВстречать солнцеИ первымВспыхивать зорями.На высоте их держитЦеломудрие.Без этой подборкиОни «падшие»,«Идолопоклонницы»,И позор, и ужас:Мы, — мужи, —СторожаУ дорогого стебля,Мы-то его и ломаем.
Мальчик в красной рубашкеСует кулачонками в воздухИ вспрыгивает босыми ножками. Он летит туда, Где забывают радость.Бородатый мужчинаГладит на тротуаре кошку, —Этот стараетсяПопасть туда,Где вспоминают радость.
4 июля [1925]
«Сегодня три раза…»
Сегодня три разаЯ испытал восторг:Первый раз, когда увидалСвет в росинке. Он зажег меня.Второй раз, когда увиделТакой же светВ глазах ребенка. Я удивился…Третий раз, когда читалУпанишады.Древний свет ОсветилИ росу, и глаза ребенка.
21 июля [1925]
«Девочка прыгает через веревочку…»
Девочка прыгает через веревочкуИ в «метелочку» и «так».Вот этого счастьяЯ уже лишен.Но зато мне дано счастьеПонимать счастье ребенка.О, как я желаюТакого же счастьяПрелестной девочкеТогда, тогда.При ее последней заре.Когда одно крылоОпустится туда,Где уже не машутНикакие крылья,А другое еще трепещетВ упругом воздухе.
23 июля [1925]
«Идет сапожник…»
Идет сапожникОдин среди поляИ поет:«Если б не было вина, —Не было б похмелья;Если б не было меня, —Не было б веселья».Мы здороваемся.Стоим и смеемся.Он говорит:«Иду с утраИ никак не дойду:Хорошо тут».Сапожник показалНа траву и кусты,Горящие в кустах зари,И прибавил:«Что ж, работаешь,Работаешь,Надо и повеселиться».Выпивши, а хорош.
Да, тот самый Крученых, или Неизвестнейший из знаменитейших *
В истории русской поэзии, пожалуй, не было большей несправедливости, чем та, которая проявлялась и проявляется доныне по отношению к Алексею Крученых.
Наше литературоведение никогда не пыталось вникнуть в его творчество по-существу. Крученых был нужен — как «козел отпущения»: в течение полувека сваливали на него «футуристические грехи» Владимира Маяковского и Велимира Хлебникова.
Круча, Крых, Кручик, Кручень, Круч.«Забыл повеситься, лечу к Америкам!» Зудесник, зударь, зудивец,а стихотворения его — Зудутные зудеса! «Четкие… мастера, залившие свои уши воском, чтобы не слышать сиреньких серенад, кричим мы невыносимым для деликатного слуха будильником
рррррьььтззззййййй!..»
Маяковский ошеломлял, Крученых будировал и раздражал, всех «выводил из себя» (при этом, в быту, в своем кругу, он был на редкость миролюбив).