Творцы и памятники

Яров Ромэн Ефремович

— Счастлив слышать русскую речь, господа! — воскликнул он. — Счастлив видеть здесь своих соотечественников! Позвольте представиться — Александр Бари, приехал знакомиться с американской промышленностью. Сейчас на правах вольнослушателя посещаю лекции и лаборатории института.

Вечером Александр Бари пришел в отель к русским инженерам. А через несколько дней занятия кончились, и он перебрался в Филадельфию к соотечественникам. Общительный, легко сходящийся с людьми, он вызвал к себе всеобщее расположение. Маленькая группа охотно приняла его в свою компанию. Шухову казалось, что Бари старается сблизиться с ним больше, чем с остальными. Может

быть, потому что они люди почти одного возраста? Конечно, с пожилыми профессорами ему говорить не о чем. Но есть и другие выпускники…

Шухов и Бари перешли высокий Честнетский мост. Под деревьями обширного Фермоунтского парка было не так жарко — да и от озерца, вокруг которого расположились причудливые здания выставки, веяло прохладой. В обширном здании для машин было сравнительно пусто: сегодня люди больше интересовались тем, что происходит на улицах. Чуть-чуть подрагивал пол. Это работал самый мощный (1400 лошадиных сил) двигатель в мире — паровая машина механика Джорджа Карлисса. Гудел гигантский вентилятор. Шухов приколол на грудь значок Русского отдела выставки и подошел к стендам Московского технического училища. Здесь была небольшая паровая машина с регулятором конструкции Чебышева, продольно-строгальный станок — изделие завода при училище, — чертежный прибор, инструменты для обучения столярному и слесарному делу, учебные пособия, модели механизмов…

— Владимир Григорьевич, — сказал неожиданно Бари, — я хочу с вами посоветоваться.

— Пожалуйста, — Шухов удивленно поднял брови.

— Я хочу по возвращении в Россию стать коммерсантом, основать какое-нибудь промышленное предприятие. Отец мой, бедный торговец, оставил мне совсем немного денег, и правильный выбор — это для меня сейчас вопрос всей жизни. Или разбогатеть, или потерять то немногое, что имею. Я обращаюсь к вам за советом — подсказать, в какое производство разумнее всего вложить деньги?

Шухов задумался. Перед ним такой проблемы возникнуть не могло. Деньгами он не располагал и приобрести их не стремился. Мысли его шли совсем в другом направлении.

— Ну, займитесь текстилем, — сказал он наконец. — Сейчас у нас, я знаю, строится много фабрик.

— Вы не коммерсант! — Бари огорченно махнул рукой. — Неужели вы думаете, что с ограниченными средствами я смогу сколько-нибудь долго продержаться в борьбе против Морозовых? Или Прохоровской, Никольской мануфактур? Они спокойно отнесутся к появлению конкурента? Нет. Мгновенно разоренный, я буду выброшен за борт деловой жизни. Нравы там жестокие, жалости в делах не бывает. Мне нужна такая область деятельности, которой до сих пор никто не занимался, но потребность в ней существует огромная. Более того, для нее не должны требоваться рабочие очень высокой квалификации, однако производство должно быть достаточно сложным — иначе каждый сможет им заниматься. Как видите, требования весьма противоречивые.

— Право, не знаю, что вам на это ответить…

«Вы отличный инженер!»

— Мистер Шухов! — разнеслось вдруг по огромному залу.

Быстрой походкой к Шухову подошел загорелый, крепкий человек с большими распушенными усами.

— Мистер Прентис! — Шухов удивленно пожал протянутую руку. — Что вас сюда привело?

— Ваши инженерные способности. Конструкторы завода Болдуина, которых я попросил оценить вашу идею, сделали это. Закончив подсчеты, они сообщили мне, что идея превосходна. При большей прочности стенок потребуется

меньше материала, а изготовление будет дешевле. Позвольтэ еще раз пожать вашу руку.

И американец принял торжественный вид.

— Надеюсь, вы в праздник разыскивали меня не за этим? — сказал Шухов, когда церемония рукопожатия кончилась.

— Мистер Шухов, мы, американцы, живем под девизом время — деньги. Я не стал ждать окончания праздников, узнал на заводе, где можно вас найти, и явился сюда, чтобы предложить вам место в своей конторе.

Шухов долго ничего не отвечал, взял в руки модель чебышевского механизма, пальцами стирая с нее пыль. Шумела вода — в отделении гидравлических машин заработали, наполняя бассейн, трубы. Бари внимательно, с каким-то странным выражением глядел на Шухова. Будто он начал наконец догадываться, в чем решение давно мучившей его задачи.

Лицо американца стало выражать нетерпение.

— Мистер Прентис, — Шухов вздохнул, положил параллелограмм на место, — глубоко ценю доверие, которое вы оказали мне, начинающему инженеру. За предложение ваше благодарю и отказываюсь. Если я, как вы говорите, способный человек, то и родной стране смогу принести пользу.

— Но я буду вам хорошо платить. В старушке Европе люди столько не зарабатывают.

— Не все можно измерить деньгами…

— Мне жаль, мистер Шухов. — Прентис не стал тратить время на уговоры. — В Америке каждый придерживается другого правила: я никому ничего не должен. Но мы умеем ценить и чужие убеждения. Желаю удачи!

Он повернулся и быстрой, упругой походкой человека решительного, знающего цену минуте, направился к выходу. Дела, дела…

«Я и не собираюсь работать в нефтяной промышленности»

— Чем вы его так пленили? — живо спросил Бари.

— Я отверг его проект и предложил свой.

— Расскажите…

— Тут особенно-то и рассказывать нечего. Мы проходим сейчас практику на паровозостроительном заводе Болдуина.

— Знаю, корпуса в самом центре Филадельфии.

— Вот именно. Я работаю в чертежном бюро. Несколько дней назад пришел этот мистер Прентис с заказом на резервуар для нефти. У него небольшой нефтяной участок на границе штатов Пенсильвания и Огайо. На заводе есть цех, клепают котлы, так что он принимает и такие заказы. Прентис принес эскизы; мне поручили сделать из них рабочие чертежи. На эскизах резервуар был прямоугольной формы, с балками, усиливающими стены. Я при нем подсчитал нагрузки и тут же предложил ему экономию времени, денег, материалов. Он очень удивился, когда я объяснил ему, что резервуар выгоднее сделать не прямоугольным, а круглым, ибо в круглых конструкциях нагрузки распределяются более равномерно. «Соглашайтесь, — сказал я, — и чертежи будут готовы очень быстро». Он колебался, я же настаивал на своем. Почему — еще и сам не могу понять.

Ну что мне за дело до того, сэкономит мистер Прентис деньги или нет! Но есть какая-то профессиональная гордость, есть в нашем, казалось бы, сухом деле огромные творческие возможности, которые хочется раскрыть как можно полнее. Наконец Прентис сдался, но все-таки сказал, что попросит опытных конструкторов проверить мои утверждения, добавив, что от результатов проверки будет зависеть моя инженерная репутация. Вот тут-то мне стало не по себе. И знаю, что прав, а страшно. Ведь моя инженерная репутация не принадлежит только мне лично. Это и репутация Московского технического училища…