Творцы и памятники
Шрифт:
— Это вы невпопад сказали, господин Шухов, — осторожно заметил оставшийся человек — в сапогах, с густой бородой, с приглаженными, на две стороны расчесанными волосами — промышленник Николай Артемьев, один из владельцев фирмы «Братья Артемьевы». — Инженер вы, что говорить, хороший. А деловую жизнь, верно, не успели еще изучить?
— Нет, просто не интересовался.
— Ну вот, видите. Да разве нам нужно, чтоб нефтепровод в Батум шел? Настроят там нефтеперегонных заводов, а море-то вот оно. Повезут местные заводчики керосин за границу, а что мы здесь с нашим будем делать?
Даже для долгой жизни Владимира Григорьевича Шухова — он прожил восемьдесят шесть лет — срок ожидания оказался невероятно большим. Через пятнадцать лет, в 1894 году, когда Шухов давно уже уехал из Баку, на нефтяных промыслах города было 26 нефтепроводов общей длиной в 262 версты. Но магистрали Баку — Батум и Грозный — Туапсе Владимир Григорьевич построил пятьдесят лет спустя — уже после победы Октября.
«Даю заказ на резервуар…»
Южная ночь, как всегда, тепла. Шухов спал при распахнутом окне; только легкая занавеска чуть колыхалась от ветра. Его разбудили голоса на улице — громкие, не по-ночному тревожные. Он поднялся, выглянул в окно. Над нефтепромыслами стояло зарево. Столб пламени поднялся так высоко, что даже отсюда видны были его цвета — снизу красный, чуть выше — желтый; белое облако дыма, как бы растекшееся по черному небу, половину его окрасившее в белесоватые тона. Снизу слышалось:
— В Балаханах опять пожар…
— Убытков будет — страсть!..
— Цельное озеро нефти горит…
Шухов очень ясно представлял себе все, что происходит сейчас на промыслах. Пожар — это закономерность; странно было бы, если бы при такой технике добычи и хранения нефти время от времени не заливало промыслы морем огня. А появиться может он от чего угодно. Крюк, к которому прикреплена желонка, поднимаясь, стукнется о железную крышку обсадной трубы. Искра, взрыв — и побежал огонь. Это только одна из причин, а их множество, вплоть до поджогов конкурентами. А уж когда разгуляется огневой зверь, его не остановишь. Жар поднимает в воздух горящие доски, и они летят с одного участка на другой, как факелы, запущенные во вражеский стан. И там, где они падают, все воспламеняется мгновенно. Горящая вышка, обрушиваясь, непременно зацепит соседнюю — ведь они поставлены так близко одна к другой. Жадным промышленникам дорог каждый клочок нефтеносной земли. Поджечь-то нефть легко, а потушить ох как трудно!..
Рано утром, едва только Шухов появился в своей конторе, навстречу поднялся бледный, взволнованный человек. Промышленник Николай Артемьев, один из владельцев фирмы «Братья Артемьевы», тот самый, что объяснял Шухову, почему не нужен нефтепровод владельцам бакинских керосиновых заводов. Теперь он явился сам.
— До коих же пор?! — повторял он. Губы его тряслись.
Кое-как, сбиваясь, он рассказал о том, что произошло ночью. Почему возник пожар, пока никто не знает. Может быть, подожгли. Артемьев увидел, что огонь подбирается к его земляному амбару, и принялся качать под нефть воду. Раз уж беды не миновать, то пусть сгорит только верхний слой нефти. Ниже будет вода, огонь дойдет до нее и погаснет. Господь милостив. Пожрав нефть, огонь действительно дошел до воды. Но не погас. Страшный взрыв потряс нефтепромыслы, пламя взметнулось на триста футов в высоту. И вот теперь Николай Артемьев заявлял о полном своем разорении.
— Почему же вы резервуарами не пользуетесь? — спросил Шухов.
— Да ведь резервуары, что ж, они, сами знаете, сколько стоят, С ними еще скорей разоришься.
Шухов вздохнул. Проклятая рабья привычка вчерашних крепостных, выбившихся в купцы, промышленники! Они ворочают огромными деньгами, но не упустят случая пожаловаться на плохие дела. Полное разорение, кругом одни убытки. Предки их несчастьями спасались от гнева грозного барина. У кого поднимется рука на обездоленного, и без того жалкого человека. Пусть лучше жалеют, чем завидуют, — правило это, кнутами вколоченное в предков, передалось потомкам. Но на этот раз Артемьев не врет. Резервуары, которые здесь существуют, строятся на глазок, без всякого расчета. Листы толстого котельного железа склепывают опытные рабочие, но ни они сами, ни те, кто поручает
— Господин Артемьев, — сказал Шухов, — вы что-нибудь понимаете в высшей математике?
Артемьев искоса посмотрел на Шухова. Нашел время господин инженер для отвлеченных вопросов. У человека несчастье…
— Нет, — буркнул он.
— Тогда я не буду приводить вам доказательств, надеюсь, вы поверите мне на слово. Вовсе не обязательно, чтоб у резервуара были очень толстые стенки. Жидкость ведь давит на них с неодинаковой силой — внизу больше, вверху меньше. Значит, толщина стенок должна быть переменной. Я предлагаю вам конструкцию, которая будет гораздо прочней существующих, а стоить будет во много раз меньше…
На лице Артемьева, купца, промышленника, человека, привыкшего не доверять никому, появилось выражение настороженности. Шухов развернул синий лист чертежа. Артемьев приблизился, долго смотрел. Вряд ли он что-нибудь понял, но ведь это были уже не слова. Шухов стоял рядом с равнодушным видом. Он вовсе не собирался уговаривать купца.
— Идет, — решился Артемьев. — Даю заказ на резервуар в двадцать тысяч пудов.
Должен решить и это
Набережная была полна народу. Вдоль парапета, обходя телеграфные столбы, двигались, поигрывая тросточками, нарядно одетые господа, плавной походкой шли дамы в длинных платьях с треном, покачивая белыми кисейными зонтиками. По булыжной мостовой проносились крытые фаэтоны. Над окнами лавок полоскались тенты, хозяева лавок — в фесках, со скрещенными на груди руками стояли на пороге, внимательно оглядывая гуляющих. Шухову то и дело приходилось дотрагиваться до лакированного козырька, приподнимать свою инженерную фуражку. С молодым инженером раскланивались почтительно; за три года, проведенных в Баку, он успел приобрести самое большое уважение. И сам он был доволен своими тремя бакинскими годами. Все вышло так, как предупреждал Чебышев. И рабочих учить пришлось, и спорить с жадными промышленниками, и заботиться о качестве материалов. Но, сделавшись инженером, он не перестал ощущать себя математиком и там, где только можно было, старался применить эту науку. И ведь получалось — вот что радостно!
Дойдя до пристани, Шухов остановился. Бакинский порт лежал перед ним. Множество мелких суденышек теснилось у низких, далеко в море уходящих деревянных причалов. Маслянистая зеленоватая вода была почти неподвижна. На берегу грудами стояли бочки, ящики, тюки, На Таможенном причале возле полосатой будки сидел офицер в белом кителе, лениво поглядывая вокруг.
— Владимир Григорьевич!
Шухов оглянулся. Господин в легком костюме вежливо коснулся шляпы с изогнутыми полями. Дмитрий Артемьев, совладелец фирмы. Брат его Николай, бородач, на одежду мало обращает внимания. А этот щеголь.
— Я слышал, Владимир Григорьевич, вы уезжать собрались?
— Да, — кивнул Шухов. — Здоровье мое поправилось, теперь могу и в Москве жить.
— Ай-ай-ай! А мы так к вам привыкли. Знаем: коли что не ладится у нас, обязательно к вам придем, в ножки поклонимся. Вы нас и выручите.
Шухов поглядел на своего собеседника пристально. Хитрит? Но ведь действительно нефтепроводы строятся, и резервуары на промыслах воздвигнуты уже возле многих вышек.
Надо, чтоб усвоили; многие инженеры могут делать то же самое, если поймут, какими законами математики определяется движение нефти в трубопроводе, ее давление. Впрочем, теперь и этого не потребуется.
— Не так уж я незаменим. Я разработал формулы, пользуясь которыми любой инженер сможет построить и трубопровод, и резервуар.
— Да, но вы все же были первым. А ведь обязательно возникнет еще какое-нибудь дело, где без ваших способностей не обойтись. Хотя, конечно, и мы что-то пытаемся…
В голосе Дмитрия Артемьева появились нотки торжества.
— Вот видите? Бочки грузят.
По расползающимся под ногами доскам амбалы — портовые грузчики — катили к бревнам, спущенным с кораблей на берег, огромные железные бочки.