Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме
Шрифт:
За исключением М. Паолини «Мужское „Я“ и „женскость“ в зеркале критической прозы Зинаиды Гиппиус» (Паолини 2002), исследователи гендерных аспектов жизни и творчества Гиппиус почти не обращали внимания на статью «Зверебог», хотя она занимает центральное положение в конструировании гендерного мышления Гиппиус. Главное внимание статьи обращено на вопрос о возможности существования женского (творческого) субъекта. Таким образом, «Зверебог» превращается в декларацию ее личной позиции в гендерном дискурсе своего времени и своего окружения. «Зверебог» также раскрывает загадки социального поведения автора [196] . В данной главе я покажу, что статья «Зверебог» содержит анализ гендерного порядка символистского эстетического дискурса, а также программу его изменения. Глава начинается с обсуждения «Зверебога» как полемики Гиппиус с книгой «Пол и характер» Отто Вейнингера [197] . Как и М. Паолини (Паолини 2002, 285), я считаю, что «Зверебога» можно рассматривать как попытку оправдания собственной литературной позиции. Более того, данная статья оказывается важным текстом, содержащим в себе многие открытия в области теории гендера. Эти открытия я рассматриваю отдельно в главках под заголовками «Эссенциализм / конструктивизм», «Данте и Беатриче: позиции субъекта и объекта», «Зверебожественность» — бинарность репрезентации другого и «Женский субъект — абсурдность?». Глава заканчивается сопоставлением
196
Если тенденция отождествления женщины с телом и сексуальностью не была бы настолько сильной не только в символистском дискурсе, но также и в исследовательской литературе, исследователи, вместо спекуляций на тему сексуальности авторов-женщин, обратились бы к самим текстам. Такой подход позволил бы исследователям Гиппиус заметить, что статья «Зверебог» отвечает на те вопросы, которые они пытаются решать, анализируя воспоминания о внешности, психологии и физиологии Гиппиус.
197
Уже М. Янчевская (Янчевская 1909) и С. Заречная (Заречная 1913) обращают внимание на значение идей Вейнингера для Гиппиус. Эти представительницы женского движения, исходя из глубоко эсеенциалистских позиций, воспринимают Гиппиус как мизогина, врага эмансипаторского движения.
Статья «Зверебог» как ответ на «Пол и характер» Отто Вейнингера
Статья «Зверебог» Зинаиды Гиппиус, вышедшая в журнале «Образование» [198] в 1908 году, начинается с указания на книгу Отто Вейнингера «Пол и характер» (о ней шла речь в гл. 3), но выходит за рамки критического отзыва, превращаясь в многостороннее обсуждение «проблемы пола» в философско-эстетическом и социальном контексте раннего модернизма. На поверхности «Зверебога» Гиппиус обсуждает книгу и идеи Вейнингера, но при этом она принимает участие в дискуссии о поле и гендере в эстетике и практике русского символизма [199] . Отклик Гиппиус на книгу Вейнингера можно, таким образом, прочитать как отклик на гендерный дискурс ее собственного окружения. Исходя из теории Вейнингера, Гиппиус выдвигает тезис, согласно которому женщина является объектом. Затем она рассматривает, какие последствия в социальном мире имеет такая ситуация. Положение женщин в социальном мире, по замечанию Гиппиус, «вырастает вместе с культурой» (Гиппиус 1908, 21). Решение проблемы неравноправия лежит, по мнению Гиппиус, в идеале андрогинности, который во многом совпадает с вейнингеровским пониманием слияния «М» и «Ж» в каждом индивиде. Это совпадает с тем, что было сказано об андрогинности выше (гл. 4), — основой конструирования собственной позиции и гендерной философии Гиппиус является именно идеал андрогинности, который неоднократно исследовался в научной литературе (Matich 1979-а и 1079-b, Паолини 2002, Nixeux 2002) [200] . Идеал андрогинности встречается у Гиппиус довольно рано (например, в статье «Влюбленность» 1904 года), и он остается основополагающим в ее философии до конца жизни, о чем свидетельствует, например, поэма «Последний круг и новый Данте в аду», имеющая автобиографический подтекст. В поэме лирический субъект говорит:
198
В 11-м номере журнала «Образование» того же 1908 года вышла рецензия С. Поварина на «Пол и характер».
199
Утверждение К. Келли (Kelly 1994, 172) о влиянии Вейнингера именно на маскулинный характер постсимволистской литературы (имеется в виду акмеизм и футуризм) может быть правильным, но теория Вейнингера во многом согласуется именно с символистскими взглядами на пол и гендер.
200
Андрогинности Гиппиус посвящена кандидатская диссертация М. В. Чистовой «Концепт андрогина в жизнетворчестве З. Н. Гиппиус» (Кострома, 2004).
Идеал андрогинности кристаллизируется в философии Гиппиус в первое десятилетие XX века, и, на мой взгляд, именно труд Вейнингера заставляет Гиппиус ясно сформулировать свои мысли о женщине, бисексуальности, субъектности и творчестве. По сравнению со статьей «Влюбленность» (1904) в «Зверебоге» термин «андрогинность» теряет центральное положение, на его месте появляется вейнингеровская идея «бисексуальности» вместе с его концепцией «М» и «Ж». Как я покажу ниже, Гиппиус придала им новое значение. В статье «О любви» (1925) Гиппиус утверждает, что Вейнингер говорит ясно те «слова, которые остались недоговоренными у Соловьева» (Русский эрос 1991, 192) [201] . В «Зверебоге» она пишет, что нашла у Вейнингера подтверждение своим мыслям, возникшим еще до знакомства с его книгой (Гиппиус 1908, 19) [202] . Однако, по мнению Гиппиус, книга Вейнингера, «человека почти гениальных способностей», содержит много положительного, но вызывает и острую критику:
201
В качестве примера влияния Вейнингера на русскую культуру, помимо символизма, можно назвать книгу Н. Я. Абрамовича «Женщина в мире мужской культуры» (1913). Автор этой книги приходит к следующему выводу: «В интеллектуальной жизни мира участие женщины — ничтожно. Творческое идейное движение совершается вне ее. Этот итог бесстрашен, точен и выявлен самой жизнью» (Абрамович 1913, 113).
202
Нельзя согласиться с мнением Е. Берштейна (Берштейн 2004, 69), что у Зинаиды Гиппиус книга Вейнингера вызвала бы «наибольший энтузиазм» и что Гиппиус должна была выразить «солидарность с вейнингеровской теорией бисексуальности».
Насколько незыблемы и глубоки первые положения философа, настолько ложны его выводы, — благодаря одному, незаметно явившемуся, противоречию, и даже не одному.
По мнению критика, Вейнингер ошибается тогда, когда не умеет различить «Ж» (женственного) и реальных женщин или «Ж» и распространенные в обществе представления о женщинах:
…человечество, как и Вейнингер, иденфицирует (sic! — К.Э.) Женское с женщиной, только Вейнингер тут сознателен, а потому и ложность выводов его для него губительна.
В свете вейнингеровского взгляда на пол и гендер утверждение Гиппиус: «В моем духе — я больше мужчина, в моем теле — я больше женщина» (Маковский 1962, 115) — становится философским постулатом, а не указанием или доказательством ее телесной «дефектности». Ниже я рассматриваю гендерную философию Гиппиус, которая имеет свои истоки в ее личном опыте как автора-женщины, развивается в полемике с Вейнингером и ведет к определению авторской позиции как «автора-мужчины».
Личный опыт Гиппиус как автора-женщины
В «Зверебоге» Гиппиус исключительно откровенно говорит о своем личном опыте как автора-женщины. Обычно она подписывала статьи и рецензии мужским псевдонимом, а в художественных произведениях скрывала свой женский пол в двусмысленной с точки зрения указания на пол подписи «З. Гиппиус». В «Зверебоге» она, скорее, выделяет свой женский пол, подписывая статью полным именем «Зинаида Гиппиус» [203] . Помимо открытой «женской» подписи, в статье присутствует также нетипичный для Гиппиус элемент личного переживания, когда она прямо говорит о своем опыте автора-женщины. Она, например, отмечает неравное положение мужчин и женщин в мире культуры, отождествление женщин в общественном сознании с сексуальностью. Она говорит также о том, что в современном дискурсе обозначается словами «двойной стандарт». Ниже я остановлюсь на «феминистских» открытиях Гиппиус и на тех последствиях, которые они имели для ее гендерной философии, предположив, что именно личный опыт дал толчок для философского размышления над проблемой гендера в сфере творчества.
203
По замечанию Паолини (Паолини 2002, 289), все наиболее значимые эссе религиозно-философского характера Гиппиус подписаны «Зинаида Гиппиус». Те статьи, которые Паолини относит к «наиболее значимым», посвящены гендерной тематике.
В «Зверебоге» Гиппиус говорит о том, что женщины не имеют авторитета. Она заметила, что с «женщинами не говорят». Мужское отношение к собеседникам женского пола она описывает так:
Мнение женщины о том, что меня сейчас серьезно интересует — мне неинтересно. Я как-то заранее убежден, что оно моего не коснется. Никакого доверия нет, что женщине то же интересно, что мне.
204
Отрицательное отношение Гиппиус к женщинам, помимо высказываний в «Зверебоге», можно обнаружить в отдельных дневниковых записях. Например, в дневнике «Contes d’amour» она пишет: «Как женщины мясисты! И насколько они грубее мужчин! Говорю о большинстве, конечно. И не думаю о себе, искренно» (Гиппиус 1999-б, т. 1, 62).
В часто цитируемом дневниковом отрывке 1933 года Гиппиус включает себя в группу «мужчин»: «Я не могу по совести сказать, чтобы у меня было бы какое-нибудь предубеждение против „женщин“; как ни странно, но самое первое мое чувство ко всякому новому лицу — как к человеку; (…) но главное: мне с женщинами было неинтересно. Просто не интересовало то, что они думают и говорят, и как думают и как говорят. Не интересно и то, что им интересно» (Гиппиус 1999-b, т. 2, 363).
Свое плохое знание женщин и женских дел Гиппиус повторяет в статье «Женщины и женское» (Гиппиус 1971, 167). Так как известны случаи близкой дружбы Гиппиус со многими женщинами (З. Венгеровой, П. Соловьевой и Гретой Герелл — Greta Gerell), ее слова либо к ним не относятся (а относятся к некой «обыкновенной» женщине), либо предназначались для создания впечатления собственной исключительности.
Гиппиус приводит примеры личного опыта пренебрежительного мужского отношения: Андрей Белый назвал ее «дамой, кто наверно не знает гносеологии», хотя, по ядовитому замечанию Гиппиус, тогда речь вообще не шла о гносеологии (Гиппиус 1908,25) [205] .
Важным является также замечание Гиппиус о том, что в культуре вообще и у Вейнингера в частности женщина отождествляется с полом:
Вейнингер все содержание женского начала сводит к полу. Он даже весь пол, целиком, заключает в Ж.
205
О язвительном отношении к Андрею Белому свидетельствует также данная ему характеристика как «нежнейшей и тончайшей душе». Согласно оценочной системе Вейнингера, такую интерпретацию можно объяснить как упрек в «чрезмерной феминизированности» Андрея Белого как автора и мыслителя, т. е. в отсутствии логического и рационального мышления (Гиппиус 1908, 25).
Личный опыт Гиппиус в отождествлении женщины с полом (отождествлении женской поэтической субъектности с женской сексуальностью) заключается в восприятии стихотворения «Боль» (1907), в котором, по собственному утверждению автора, описывается физическая боль. Однако стихотворение восприняли как порнографическое потому, что, по мнению Гиппиус, критики интерпретировали его как описание сексуального переживания самого автора (Гиппиус 1908, 25) [206] .
В «Зверебоге» Гиппиус обращает внимание также на то, что в современном словоупотреблении называется двойным стандартом. Она приводит примеры, свидетельствующие о том, что «к женщине предъявляют другие требования, нежели к мужчине» (Гиппиус 1908, 21). В связи с этим замечанием Гиппиус обратила внимание также на значение категории женской подписи, утверждая, что «полусознательно мы прокидываем почти все, подписанное женским именем» (Гиппиус 1908, 25).
206
О скандале, вызванном первой публикацией «Боли», см.: Гиппиус 1999-а, 487.
В целом опыт Гиппиус как автора-женщины ведет к феминистскому мировосприятию, но Гиппиус не делает последнего шага. Вместо этого она, оставляя в стороне свои собственные замечания о пренебрежительном отношении культуры к женщинам, от описания личного опыта переходит к описанию женского творчества в целом. И здесь ее высказывания совпадают с оценками андроцентричной культуры, так что сама она уже не может (или не хочет) пересекать границы этой культуры. Таким образом, в «Зверебоге» Гиппиус говорит о женском опыте в маскулинной культуре, но в то же время она исключает себя от числа женщин. Несмотря на отрефлектированное понимание своей собственной позиции в литературном мире как автора-женщины, высказывания Гиппиус о других женщинах повторяют андроцентричные штампы в такой степени, что, по мнению современницы, «[ж]еноненавистничество Гиппиус похоже на антисемитизм некоторых перешедших в христианство евреев, желающих скрыть или затушевать свое происхождение» (Заречная 1913, 17). Гиппиус, с одной стороны, признает, что в обществе — в том числе и в литературном мире — женщины не имеют равноправия и к ним относятся с высокомерием. С другой стороны, в этой же статье она сама относится пренебрежительно к женскому творчеству. Отрицательное отношение Гиппиус к женской творческой активности — научной и литературной — выражается в некоторых язвительных высказываниях о деятельности женщин своего времени. Например, это мнение, что известность математика С. Ковалевской вызвана лишь тем, что она женщина, — мнение не только ошибочное, но и чисто мизогинистское. Гиппиус особенно отрицательно относится к писательницам, которые выступали с откровенно женской точки зрения: рассказы Н. Петровской, роман «Ключи счастья» А. Вербицкой и «Тридцать три урода» Зиновьевой-Аннибал [207] получили отрицательную оценку Гиппиус.
207
Статья «Зверебог» (Гиппиус 1908, 26), статья «Братская могила» (Весы. 1907. № 7. С. 57–63), статья «Жизнь и литература» (Новая жизнь. 1912. № 11. С. 116).