Творение прекрасного
Шрифт:
– Нет-нет. Рисовать пркрсные кртины.
– Последние два слова несколько смазались. Фиш качнулся взад-вперед.
– Чисто риторический вопрос.
– Прицелившись, он успешно опустил бокал на проносившийся мимо поднос и взял оттуда другой.
– А-а... Ну, тогда нет. Да, определенно нет. Насколько я понимаю, имеется в виду, что такое устройство создавало бы оригинальный рисунок, а не просто выдавало то, что в нем запрограммировано. Тогда в первую очередь понадобится невообразимо громадный банк памяти. Скажем, если потребуется, чтобы машина нарисовала лошадь, ей надо будет знать, как выглядит лошадь отовсюду и во всех положениях. Затем ей придется
Фиш потянулся пухлыми пальчиками за маслиной.
– Значит, говорите, невозможно?
– спросил он.
– Ну, во всяком случае, при теперешнем техническом уровне. Полагаю, мы не особенно продвинемся в делах искусства еще лет сто или двести.
– Пятно улыбнулось и подняло бокал с коктейлем.
– Понятно, - произнес Фиш, беря молодого человека за отворот пиджака - отчасти чтобы не дать ему уйти из поля зрения, а отчасти себе для поддержки.
– А теперь предположите, что у вас есть такая машина. И что машина эта все время что-то забывает. Какая тут может быть причина?
– Что-то забывает?
– Именно так.
– С катастрофическим ощущением, что он выбалтывает лишнее, Фиш собрался было продолжить, но тут его остановила внезапно опустившаяся ему на плечо рука. Принадлежала рука одному из представителей золотой молодежи - великолепный костюм, великолепные зубы, великолепный платок в великолепном кармане.
– Мистер Уилмингтон, я лишь хотел заметить, каким шедевром представляются мне ваши новые стенные росписи. Одна исполинская нога. Не знаю, что бы это значило, но мастерство просто потрясает. Мы непременно должны встретиться как-нибудь вечерком в передаче "Восемь на семь", чтобы вы нам все объяснили.
– Никогда не снимаюсь для телевидения, - ответил Фиш, хмурясь. От подобных приглашений он отбивался уже год.
– Ах-ах, как жаль. Рад был с вами повидаться. Да, кстати, меня просили передать, что вас к телефону - вон там. Золотой юноша указал и отплыл в сторону.
Фиш извинился перед собеседником и взял рискованный курс через комнату. Телефон стоял на одном из боковых столиков, черный и унылый. Фиш небрежно взял трубку.
– Алло-о?
– Доктор Фиш?
Сердце Фиша заколотилось. Он опустил бокал "Мартини" на стол.
– Кто это?
– решительно спросил он.
– Док, это Дэйв Кинни.
Фиш ощутил прилив облегчения.
– А-а, Дэйв. Я думал, ты в Бостоне. Вернее, думал, ты и сейчас там, но связь...
– Я здесь, в Санта-Монике. Слушайте, док, тут кое-что случилось...
– Что? Что ты здесь делаешь? Я все-таки надеюсь, ты не прогуливаешь школу, иначе...
– У меня летние каникулы, док. Послушайте, тут вот какое дело. Я в студии Нормы Джонсон.
Фиш застыл с черной трубкой в потной руке и не мог ничего сказать. Безмолвие так и гудело в проводах.
– Док? Миссис Прентис тоже здесь. Мы тут вроде как собеседовали и считаем, что вам следует приехать и кое-что объяснить.
Фиш с трудом сглотнул.
– Док, вы меня слышите? Думаю, вам следует приехать. Тут уже зашла речь о полиции, но я предложил сначала дать вам шанс, так что...
– Я сейчас буду, - хрипло перебил
Один из газетчиков бросил дармовую закуску и устремился по следу Фиша, когда тот нетвердой походкой направился к двери.
– Постойте, мистер Уилмингтон... Как насчет истинного смысла той ноги?
– Прочь с дороги, - оборвав его, рявкнул Фиш. Он добрался на такси до дома, велел водителю подождать, быстренько заскочил под душ, выпил чашку черного кофе и вышел обратно трясущийся, но уже заметно трезвее. Будь прокляты эти коктейли... Он никогда так не набирался, если пил одно пиво. Вообще, там, на Платт-Террас, все было куда лучше; какого черта его угораздило влезть в эти безумные игры с искусством?
В желудке у Фиша звенела пустота. Он припомнил, что даже не обедал. Но теперь уже поздно. Фиш взял себя в руки и позвонил в дверь.
Открыл ему Дэйв. Фиш приветствовал парня радостными возгласами, тряся его вялую руку:
– Дэйв, мой мальчик! Рад тебя видеть! Давненько, давненько!
– Не дожидаясь ответа, он прошествовал в комнату серое, лишенное окон помещение, всегда действовавшее ему на нервы; потолок был полностью застеклен и лежал наклонно высоко над головой; сквозь полупрозрачные стекла просачивался холодный и тусклый свет. В одном углу стоял мольберт, а на голых стенах было приколото несколько рисунков. В дальнем конце комнаты на пухлой красной скамеечке сидели Норма и ее тетушка.
– Норма, как ты, детка? И миссис Прентис здесь - вот уж истинное наслаждение!
Впрочем, Фиш не слишком кривил душой - тетушка Нормы действительно выглядела превосходно в новеньком темно-синем костюме. Фиш имел основания полагать, что излучает былое обаяние, и ему показалось, что глаза женщины заблестели от удовольствия. Но лишь на какой-то миг, а затем ее лицо посуровело.
– Что я тут слышу? Почему вы даже не приходите навестить Норму?
– потребовала она ответа.
Фиш продемонстрировал глубокое изумление:
– Ну... как же так, Норма, разве ты ничего не объяснила своей тетушке? Прошу прощения, минутку.
– Он устремился к рисункам на стене.
– Ну вот, хорошо. Вот эти, Норма, просто превосходны; видны значительные улучшения. Симметрия, знаешь ли, и эта динамичная плавность...
– Им уже три месяца, - буркнула Норма. На девушке была мужская рубашка и хлопчатобумажные брюки; она, похоже, недавно плакала, но лицо успела аккуратно подкрасить.
– Знаешь, детка, я хотел вернуться - даже после всего, что ты мне наговорила. Знаешь, я ведь приходил сюда раза два, но ты не откликалась на звонок.