Твой час настал!
Шрифт:
— И царица Марина не нужна...
— К царицам на Руси непривычны. Никто из моих казаков и не вспомнил, что есть у нас царица. Сына тебе, государыня надобно иметь. При сыне и ты царица.
— Сына? От кого? От жидовина? Такого не только царица Московская, но и польская княжна себе не позволит.
— В мою честь ты подняла чару, как пришла в Тушино. Ныне мне пришло время ответить. Честью казачьей клянусь, что сыну твоему царство добуду.
— Моему сыну? Договаривай, атаман. Моему сыну, стало быть, и твоему? Какая же мать откажется от такого, как ты, заступника своему сыну?
— Вот не
Заруцкий решил с атаманами, что Марине опасно бежать в Калугу, настигнет ее погоня на Калужской дороге. На Рязань дорога перекрыта Ляпуновым и рязанцами. Безопаснее путь к Сапеге в Дмитров и там укрыться до времени. К Сапеге и Рожинский не посмеет сунуться. Время подскажет: идти ли к царику в Калугу, если к нему потянутся люди, или самим созывать сторонников царицы Марины. Опасались, не выдаст ли Сапега царицу королю? Порешили поставить под Дмитровым казачью засаду, если вздумает Сапега отправить Марину к королю под Симоленск отбить ее. Марину устроило, что до поры она становится под защиту своего рыцаря. Условились о побеге на 10-ое февраля.
В Тушинском лагере разброд и волнение. С каждым днем падала власть гетмана Рожинского, а он еще не решался звать своих на службу королю. Марину сторожили, считая ее заложницей королевской милости. Заруцкий подослал к сторожам ловких казаков. Они напоили стражу до бесчувствия. Близко к полуночи, Марина вышла в одежде казачка из избы, ее проводили до околицы. За околицей ждали казаки с заводными лошадями. Посадили «казачка» на коня и кавалькада выехала из Тушина на дорогу к Дмитрову.
Покидая царскую избу, Марина с горестью прощалась с надеждой на польское рыцарство. Она оставила письмо тушинским полякам.
« Без кровных, без друзей и покровителей, в одиночестве с моим горем, мне остается спасать себя от последнего искушения, что готовят мне те, которые должны бы оказывать мне защиту и попечение. Горько моему сердцу! Меня держат, как пленницу; негодные ругаются над моей честью, в своих пьяных беседах приравнивают меня к распутницам и строят против меня измены и заговоры. За меня торгуются, замышляют отдать меня в руки того, кто не имеет никакого права ни на меня, ни на мое государство. Гонимая отовсюду, я свидетельствуюсь перед Богом, что вечно буду стоять за свою честь и достоинство. Раз бывши государыней стольких народов, царицей Московскою, я не могу возвратиться в звание польской шляхтенки и никогда не захочу. Поручаю честь свою и охранение храброму рыцарству польскому; надеюсь, что это благородное рыцарство будет помнить свою присягу и те дары, которых от меня ожидает».
Мстила она по женски, с хитрецой гетману Рожинскому. Письмо оставила на столе в своей избе, а в дороге, в ночной тьме, старалась представить, что начнется в тушинском лагере, когда прочтет письмо рыцарство.
От Тушина до Дмитрова пятьдесят верст. Днем, да по наезженной дороге, два-три часа скачки. Ночью по снежным заметам добрались к Дмитровву на рассвете.
Неподалеку от гоорода встретились с разъездами Сапеги. Оповестили Сапегу. Сапега встретил Марину с царскими почестями.
Его воинство выстроилось
Марина держалась с Сапегой дружелюбно и даже ласково. Он продолжал игру в рыцаря «прекрасной дамы», желая укрепить доверие Марины к себе, не очень-то еще зная на что это доверие употребить. Ждал он, когда она сама объяснит свой приезд. Пришлось ему, как при каждой с ней встрече, подивиться, как изменяется польская княжна. Когда закончилось пиршество по случаю ее приезда, и он предложил ей отдохнуть после трудной дорогит, Марина ответила:
— Отдохнула от тушинского сидения в дороге, а здесь опять мои заботы. Польские вожди, не ведете ли вы польское рыцарство к гибели? Рожинский ждет милостей от короля, а уже затягивается у него на шее петля. Пан Лисовский бродит, как голодный волк. Ян Сапега забежал в Дмитров и ждет своей гибели.
— Ты не упомянула, государыня, что царик убежал в Калугу.
— Не упомянула о нем, ибо он один знает, что он хочет и что делать.
— Что же он хочет ?
— Он не хочет отдавать Московию королю. Хочет собрать всех, кто положил труды для того, чтобы согнать Шуйского с престола, а короля проводить обратно в Польшу.
— И опять водрузить себе на шею Рожинского...
— Рожинского он за измену приговорил к смерти!
— Королю нечем платить жалование войску, а у него откуда деньги?
— Московия великое царство, жизнь его продлится в веках. Король отнял ваши труды, а вы разбежались от одного имени русского воеводы. Где же теперь вам искать награды, как не у меня, царицы Московской. Король добьется только одного — вся русская земля поднимется на него.
— Если ты, государыня, завела сей мужской разговор для того, чтобы узнать идти ли тебе в Калугу или не идти, то отвечу сразу — в Калугу не идти.
— Не в Калугу, так куда же?
— К королю, государыня, отдаться на его милость. Он выделит тебе вдовью долю.
— На это я тебе отвечу: в моей Московии найдется вдовья доля для короля. Супругом царицы Московской ты не пожелал стать, чего ты хочешь, что ты ищешь здесь, Ян Сапега?
— Мы все в дороге, государыня, мы все чего-то ищем, что еще не очень— то различимо, как в тумане. Когда развиднеется, тогда можно что –то захотеть.
— А когда развиднеется, то ты готов дать согласие сделаться супругом царицы Московской? Поздно, милоститвец! Никто не нужен царице Московской. Ни царик, ни Ян Сапега, ни Рожинский, а царица Московская тому нужна, кто умеет рассвет провидеть. А кто не умеет — тому слепота пожизненно!
Марина встала, давая знать, что разговор окончен. Сапега проводил ее в отведенные ей покои и вернулся к опустевшему пиршественному столу. Мысли его бежали в разброд. Резвее и резвее после каждой бутылки венгерского. Не произнес бы он вслух, что ему думалось, не признался в них самым ближним. В смуте, которая охватила Богом наказуемую страну, почему бы ему не вынырнуть из ее пучины царем? Не потому ли он не спешил с поклоном к королю, не торопился в Калугу, не пошел на соединение с Рожинским, а положил себе выждать пока Скопин и Рожинский не ослабеют в своей схватке, и его воинство станет решающей силой?