Твой пока дышу
Шрифт:
Ни один мужчина так чутко не ловил мои желания. Ни один так тонко не реагировал на внутренние колебания. В первый же раз настроился на мою волну и лишь наращивал амплитуду. Без звука, без подсказок, проникая в голову и считывая каждую мысль, с лёгкостью угадывая каждое потайное желание. Реализуя, преумножая…
Сложно сказать, к чему была эта его провокация. Но того, что я вдруг сдам позиции, он явно не ожидал.
Обе руки завершили движение к цели, и моя ладонь скользнула по разбухшей головке члена. Прошлась по всему стволу, разрезая воздух, и замерла у самого основания, мягко
– Блядь… – коротко выдыхает Куманов и задерживает дыхание, забыв сделать новый вдох.
Под рукой адское пламя. Пульсирует, подрагивает, самостоятельно регулируя нажим, своей жизнью живёт, мы – замерли.
Как будто на противопехотную мину с размаха прилетела, одно неловкое движение и в клочья разорвёт обоих. На атомы разложимся, стремительно достигнув скорости света. Не соберусь я уже после такого… Не смогу быть честной сама с собой. Не прощу себе свою слабость.
Рука немеет от напряга, от напруги этой высоковольтной в точке соприкосновения. Искрит под пальцами, покалывает, обжигает. Дышу так часто и мелко, что во рту и намёка на слюну не осталось. Губы не могу облизнуть, рот сомкнуть, только бёдра стискиваю, пытаясь удержать влагу в организме.
Куманов отмирает первым и медленно ведёт рукой, вновь захватывая моё запястье. Я в его власти, как решит, так и будет, и он, вне всякого сомнения, своё превосходство осознаёт.
Приподнимает мою руку, и я почти срываюсь на обречённый вскрик, но вместе с этим выдыхаю с облегчением. Опасность миновала? Отнюдь. Руку мою он так и не отпустил.
– Ты – себе, я – себе, – хрипит задушено.
– На грани, Паш… – шепчу чуть слышно, но сил на возражения нет никаких.
Низ живота нетерпеливо ноет в предвкушении новых ощущений. Так с ним ещё не было. Так – как будто бы не с ним. Торгуюсь с совестью, вымаливая пощады.
Это – не измена. Это – не считается. Сама же? Сама.
Конечно, считается… – едва шелестит помутневшее сознание сквозь вязкую пелену похоти.
Сжимаю стенки влагалища, сводя при этом и колени, до ломоты в мышцах, в тщетной попытке обуздать себя, но лишь поднимаю сгусток сладострастной истомы обратно к животу, лишь усиливаю возбуждение.
Бесполезно. Рядом с ним бессмысленно даже пытаться сопротивляться.
– Так или я тебя трахну, – решает за меня, отпуская руку. – Начинай.
– Я… потерплю, – вымучиваю сдавленно, последние крупицы воли отдаю в пространство, развеивая в пустоту.
– Ни-хе-ра! – рычит, резко садясь в кровати.
Задирает моё платье, стаскивает кружевные трусики до стиснутых колен и, встретив неожиданную преграду, грубо проталкивает между них пальцы, разводя в стороны. Перемещается, садясь напротив, стонет глухо, впиваясь взглядом в оголённую разгорячённую плоть, наклоняется, прикусывая коленку. Удила, блин, закусывает.
– Выбирай, – последний шанс даёт, довершая начатое, скользя пальцами по икрами, зажимая моё мокрое бельё в кулак.
Борьба. Чудовищная внутренняя борьба в которой здравомыслие участия уже не принимает. Сошли с дистанции и интеллект, и рассудок, и вменяемость, и гордость. Смело порывом шквального ветра, сгорело
Сглатываю скопившуюся от предвкушения слюну, облизываю губы, выдыхаю:
– Сама…
Куманов делает выпад вперёд, левой рукой опершись о мою согнутую в колене ногу, пальцами правой зачерпывает мой секрет, проскальзывая по клитору и лобку. Добивает. Неконтролируемые импульсы по телу проносятся, низ живота выкручивает, мозг отдаёт последний сигнал «SOS», но обратного пути уже нет.
– Блядь, мокрая какая, горячая…
В бреду стонет, в несознанке, размазывая добычу по крупной головке члена, распухшей и бордовой от чрезмерного возбуждения. Пальцами впивается в моё колено, полностью захватывая моё внимание, раздражая нервные окончания вульгарностью своих действий.
Рука сама тянется к промежности, не контролирую процесс, в фантазии свои ухнула, за его резкими движениями по стволу члена наблюдаю. Едва пальцами по половым губам вожу, но ощущения, будто катком прохожусь. Утопаю в своей смазке, хлюпаю так развратно, так бесстыдно, что в глаза ему посмотреть не могу.
– Быстрее! – командует долбанный полководец моего сердца и прочих частей тела.
Не хочу быстрее, затянуть хочу, заплыть и не выплыть, утонуть! Вместе. Нырнуть без задержки дыхания.
Какая теперь разница? Я уже это делаю. Я уже поддалась. Я уже наступила на горло самоуважению. Предала совесть.
Растянуть. По максимуму.
– Ведьма… – смеётся сдавленно, понял всё, бегущую строку в глазах мутных читает, подсказки невидимого суфлёра моих мыслей ловит, сигналы, что я в космос посылаю, к нему возвращаются. – Ведьма, сладкая, вкусная, безжалостная… в глаза мне смотри!
Вскидываю подбородок. Сцепляемся взглядами. Неразрывно, пьяняще, волнующе!
Стоны рвутся, крики, замещаю сиплым бормотанием:
– Скучала… по тебе, по этому, Господи, как я скучала… как хорошо, Паш, как хорошо с тобой, даже так, даже так… умереть не встать…
– Голодная… – рычит вроде, но так певуче, шутливо, – голодная Сирена… где голосок свой потеряла? Кричи, маленькая, кричи, раз хорошо!
Одеяло в кулак – до ломоты в пальцах.
Зубы вместе – до скрежета.
Нет. Поймёт всё, пожалеет, не хочу жалости! Хочу страсти! Раз больше ничего другого получить не могу… хотя бы её…
Ускоряюсь. На финишную прямую с последним рывком выхожу, глаза прикрываю, в колено его пальцами ног упираюсь, выгибаюсь кошкой, ору мысленно. Ору! В голос! На полную громкость! Но даже в этом внутреннем грохоте слышу его мощный хриплый стон, проникающий в каждую клеточку тела, унося за собой в водоворот наслаждения.
Открываю глаза, зажимая пылающую пульсирующую промежность ладонью, успеваю уловить его дрожь в такт моей, его оргазм, его выдох облегчения. Как этот дьявол мешает наши биологические жидкости, кончая в кулак, прямо на мои трусики. Выжимает себя до исступления, кружевом собирает с головки каплю спермы и с какой-то лютой злобой запускает моё бельё в стену над кроватью.