Твой сын, Одесса
Шрифт:
«Вот такими и были, наверное, все герои — и Дзержинский, и Щорс, и Котовский, и все-все, о ком приходилось читать или слышать от бати, — подумал Яша и невольно одернул на себе старенький пиджачок, поправил кубанку на голове, с досадой посмотрел на свои забрызганные грязью ботинки — Ах, черт, надо было их вытереть хотя бы, прежде чем явиться к командиру! Еще подумает Владимир Александрович, что я неряха какой!»
Ему очень хотелось быть во всем похожим на Бадаева.
Когда принесли папку с радиограммами, Бадаев внимательно просмотрел, взял одну из них, протянул
— Читай. Это мы передали в центр через полтора часа после того, как связной принес твое донесение. Раньше не могли — выносить рацию на поверхность становится все труднее, за ней охотятся и радиопеленгаторы, и специально оборудованные автомашины, и снайперы, и шпионы, и немецкая разведка. Мы должны быть настороже.
В тексте радиодонесения Яша узнал свое описание склада горючего близ спиртзавода. А дальше шли слова, добавленные Бадаевым:
«На две ближайшие ночи устанавливаем дежурство наших людей. Для наводки самолетов предлагаем сигнальные ракеты с двух сторон в направлении указанного объекта — красная, зеленая, зеленая».
— А это мы получили из центра сегодня, — подал Бадаев новую бумажку.
«Передайте разведчикам благодарность за склад горючего, — прочитал Яша. — Сообщите результаты работы нашей авиации».
— Это твоя работа, Яшко.
— Нет… Эти сведения добыл Шурик Хорошенко. Это его работа.
— Твоя группа. Ты теперь понимаешь, как важны ваши донесения для нас… и для Москвы?
— Ясно, товарищ капитан! — по-военному вытянулся Яша. — Теперь мы им, жабам, дадим жару… Что ж, мне — опять выходить к вокзалу?
— Нет. Тебе на улицах теперь появляться без особой нужды нельзя. Ты — командир комсомольской группы разведчиков, должен беречь себя. Иди, Яшко, домой.
— Домой?
— Да, домой. Сегодня в вашем дворе будет открыта слесарная мастерская Петра Бойко.
— А мастерская тоже, вроде рундучка чистильщика, для близира?
Бадаев молча кивнул головой.
— Наблюдать будете за всем городом. А мастерская нужна для того, чтобы люди к вам могли заходить, не вызывая подозрений полиции и гестапо. Понял? Будете чинить примусы. Разведал кто-нибудь из ребят новый штаб или узнал о намерениях фашистов, о настроениях в городе — где он тебя искать будет? В мастерской. Там и новое задание от тебя получит. А к тебе будет приходить наш связной, забирать сведения и оставлять листовки, сводки Совинформбюро, передавать мои задания. Ребят подобрал надежных? Вот и хорошо! Надо так поставить дело, чтобы весь город у твоих разведчиков был, как на ладони, чтобы мы здесь, в катакомбах, и там, в Москве, обо всем знали вовремя, тогда мы заставим фашистов носом землю рыть. Понял? Ну, и примусы будете чинить для близира, как ты говоришь.
— Но ни я, ни Петро Бойко в слесарном деле — нив зуб ногою.
— Бойко — хозяин мастерской, к ремонту ему руки прикладывать незачем. У него, как командира городского подотряда, своих дел невпроворот. А в мастерской будет заворачивать делами твой брат Алексей.
— О, Лешка сможет! Его на ювелирной фабрике
— Знаю, — хитро подмигнул Бадаев. — Ты будешь числиться его помощником, но имей в виду: насчет разведки — с тебя весь спрос.
— Не подведем, Владимир Александрович! Ребята у меня что надо! — вспыхнул Яша, польщенный доверием командира.
— Тоже знаю. Вот только вам бы пару крепких слесарей подобрать в мастерскую, надежных ребят.
— Есть такие, — сразу вспомнил Гордиенко. — Шурик Хорошенко.
— Это который о складе горючего сообщил?
— Точно! Шурик слесарем на заводе работал, а силища в нем — во! — Яша растопырил руки, показывая, какие могучие плечи и грудь у Шурика.
Бадаев улыбнулся.
— Ну что ж, видно, хороший парень.
— И еще Сашу Чикова надо взять.
— Тоже слесарем работал?
— Нет, — почесал затылок Яша. — Работать не работал, но такой смекалистый до техники — ужас! В школьных мастерских все делал. Он сразу сообразит, что к чему, если Лешка покажет. А насчет надежности — будьте уверены, штормовой хлопец.
— Ну вот и хорошо, — снова поднялся с каменной скамейки Бадаев — Вот мы с тобой и подобрали кадры. А теперь пойдем в клуб, наших ребят посмотришь.
— В клуб? — удивился Яша.
— Да, в клуб. У нас тут все есть — и клуб, и библиотека. Твой тезка Яков Федорович Васин обещает даже киноаппарат у румын добыть. Вот только фильмов своих, советских, мы не припасли, а фашистского добра этого нам не надо. Обосновываемся, Яша, надолго. Воевать будем всерьез.
Владимир Александрович убрал со стола карту, взял в углу фонарь «Летучая мышь» и зажег его, а тот, что стоял на столе, прикрутил так, чтобы только не погас фитилек. Все это он делал молча, четкими, привычными движениями. Когда вышли из штабной пещеры, Бадаев сказал в темноту:
— Мы пошли, Федор.
И, к удивлению Яши, темнота ответила совсем рядом:
— Хорошо, товарищ командир. Будете в клубе?
— Да.
— Константин Николаевич с группой уже там.
Только теперь Яша сообразил, почему партизан, который провожал его от входа в катакомбы до самой штабной пещеры, в некоторых местах останавливался, делал замысловатые движения фонарем, будто подавал знаки кому-то: в известных партизанам местах находились дежурные, и сигналы фонарем служили паролем-пропуском идущим в темных катакомбах.
Бадаев шел впереди, освещая фонарем неровный потолок, вытесанные уступами в темно-сером ракушечнике стены узкой штольни. Яша шел следом. Сперва слышен был только хруст щебня под ногами, шорох осыпающейся с потолка каменной крошки да неясный гул впереди. Потом Яша начал различать обрывки музыки, неясные, будто отраженные эхом голоса, которые слышались все громче и громче. За одним из поворотов перед Яшей неожиданно открылся просторный подземный зал. В центре зала, тускло освещенного такими же, как у Бадаева, фонарями, на плоской каменной глыбе стоял патефон, а вокруг кружились в вальсе несколько пар. При появлении Бадаева кто-то выключил патефон, и пары разошлись к стенам.