Твоя игра. Начало
Шрифт:
— Продолжим рано утром, — только это и сказал.
Оля не предполагала, что заснёт почти моментально. В считанные секунды солнце скрылось за горизонтом, показав картину переливающегося в небесах градиента от лазурного до чёрного; словно огоньки светлячков, истаяли блики солнечных лучей на спокойной глади моря; граница горизонта исчезла в бескрайней черноте ночи, и только по мерцающим звёздам можно было определить, где кончается море и начинается небо; стволы деревьев, ветви и листья на них укрылись одеялом темноты и лишь слегка, убаюкивающе шумели вместе с морем под ласками тёплого ночного бриза; языки костра оставили лишь тлеющие угольки; по небосклону пронеслась падающая звезда. Оля её не увидела —
Так Оля засыпала год: под открытым небом, под звуки природы (или в полной тишине, в зависимости от того, как желала), пока старик наконец не сказал ей перед очередным отходом ко сну: «Теперь тебе пора отдохнуть. Вернёшься завтра». Оля не успела ничего сказать. Она открыла глаза и обнаружила себя в своей кровати, счастливой и полной энергии. «Завтра, — прошептала она. — Значит, завтра. Значит, всё получилось». Ей хотелось продолжать, но надо отдохнуть, сделать перерыв. Не стоит лезть на рожон, помимо усердия нужно иметь и терпение. «Неторопливый выигрывает в гонках». Завтра значило в понедельник, по меркам этого мира.
Оля некоторое время лежала неподвижно, глядя в потолок. Наконец, пошевелила руками, ногами, затем закрыла глаза и повернула голову, открыла глаза — у кровати стояла та самая белокурая девочка.
Появилась ли она прямо сейчас или некоторое время находилась здесь, не замечаемая Олей, погружённой в раздумья, — не имело значения. Оля от неожиданности дёрнулась назад, однако девочка просто стояла и смотрела на неё. Она ничего не говорила, не делала никаких движений, только смотрела в Олины глаза сквозь светлые волосы своими чёрными глазами. Оля почувствовала, как уходит переполнявшая её энергия. Страха не было, только лёгкий испуг от неожиданности. И всё-таки не смогла спросить девочку, кто она и зачем мучает её, не в силах выдавить из себя ни звука. Девочка смотрела на неё с ненавистью, и Оля чувствовала, как нечто вязкое и холодное обволакивает её и прижимает к кровати.
«Пожалуйста, прекрати…» — мысленно взмолилась Оля. Она с усилием вытянула перед собой руку, как будто хотела защититься, ослабить давление, но это не помогло. Рука бессильно упала на покрывало, а когда силы почти полностью покинули её, девочка исчезла. Вместе с ней и ощущение вязкого и холодного.
Лёжа в кровати, Оля почувствовала, что энергия снова в неё вливается. Похоже на то, что делают энергетические вампиры, только они забирают безвозвратно. А значит, девочка точно не вампир. Кто же она? Что ей нужно? Если не энергия, то?.. Когда ребёнок исчез, энергия сразу стала наполнять Олю, она чувствовала это каждой клеточкой тела. Возвращает? Нет, абсурд. Хотела ослабить? Но зачем? Что же ей нужно?..
Ответа на все эти вопросы не было. Оля лежала, набираясь сил и совершенно не понимая, что произошло и почему она так стремительно наполняется энергией.
Она совершенно не готова к таким неожиданным событиям. Она ничего не смогла сделать. Даже не смогла подумать о том, что можно сделать.
«Да уж, вот стрессовая ситуация, и как ты на неё среагировала? — она усмехнулась. — Второй раз за день едва в обморок не упала. Или третий?»
Впрочем, она не была слишком строга к себе. Всё-таки год обучения не включал практику отработки неожиданных ситуаций, да и Оля не владела искусством моментального реагирования, по крайней мере, в этом мире (она вспомнила ситуацию с водопадом, когда была в теле Кати).
Возможно, дальнейшее обучение будет более серьёзным и глубоким, а пока нужно научиться хотя бы возвращаться. Сначала — основы, фундамент, на них выстраивается всё остальное. Именно этому был посвящён первый год, поскольку она, несмотря на все свои знания и практики,
Оля села в кровати. Стараясь не думать о девочке (всё равно ни к чему эти мысли не приведут), она стала вспоминать свои тренировки, которые так её радовали, особенно когда получалось выполнить ту или иную задачу. Она училась освобождать своё сознание и расслабляться, контролировать эмоции, в особенности если не могла истолковать знаков Учителя (например, он качал головой, ничего не говоря, а она не могла понять, что она делает или говорит не так); училась всем своим существом сосредоточиться на конкретном предмете, мысли; училась понимать, что имеет в виду человек, когда что-то говорит или спрашивает, когда пребывала в мире людей, слышать его; училась сама выражать свои мысли, говорить без неопределённости, не лить воду, чтобы понимали именно её мысль, а не интерпретировали по-своему; училась терпению в дни отдыха; училась подсказывать людям ответы на мелкие бытовые задачки, и они думали, будто сами что-то вспомнили или до чего-то додумались; училась не желать награды и пренебрегать своим превосходством. Да, ей не чужды были тщеславие, гордыня, корысть, она признавала это, но в то же время ей было приятно и радостно как за саму себя (ведь у неё получается использовать свои способности), так и за людей, которым она так или иначе помогала. Были и неудачные попытки, и много, но Учитель предотвращал ситуации, которые могли обернуться серьёзными последствиями для неё или для другого человека. Она научилась не расстраиваться из-за ошибок, а извлекать из них уроки. Конечно, огорчения были, но они не томили её сознание, как раньше, — она научилась принимать их, как раненый боец принимает боль, поскольку она свидетельствует о том, что он ещё жив. Она училась перемещаться между мирами, контролируя это перемещение (иногда она телепортировалась в другой мир непроизвольно, и Учителю требовалось некоторое время, чтобы её вернуть). Многому, многому она училась.
Проголодавшись после практики и события с девочкой, Оля пошла на кухню. Мысли и воспоминания не оставляли, что никак не мешало заняться готовкой, если, конечно, можно назвать готовкой разогрев супа в микроволновке. Оля нечасто себе что-то варила. Хлеб ела мало и предпочитала ржаной, но, бывало, не отказывала себе и в сером. Белый же не употребляла вовсе. Пила в основном воду, подобно Юлию Цезарю, однако к чаю испытывала пристрастие, заваривая не очень часто и только крупнолистовой (правда, на работе всё-таки удобнее был пакетированный).
Сейчас Оля ощущала себя почти празднично. Она наполнила чайник водой и включила его, насыпала в заварник порцию чёрного чая, отрезала кусочек хлеба и положила на отдельную небольшую тарелку. Она делала всё это автоматически, мысли же были в том мире, прерываемые воспоминанием о внезапном появлении девочки в этом.
Оля села за стол и стала ждать, пока разогреется суп и вскипит чайник. Она смотрела в окно, наслаждаясь тёплым ясным днём и стараясь всё-таки не думать о девочке, чтобы не напрягать мозг этой загадкой. Однако она отмечала про себя, что довольна тем, как отреагировала — намного лучше, чем в первый раз, — пусть и не смогла ничего сделать.
Через минуту раздался звонок, и микроволновка отключилась. Оля поставила разогретый суп на стол. Дождалась, пока чайник закончит свою работу, и налила в заварник кипятка. Она сидела спиной к коридору (лицом к окну) и совершенно не подозревала, что из стеклянных дверец настенного шкафчика за её спиной на неё смотрело её же отражение — та самая она, которая говорила Оле, что, если она не проснётся через шесть секунд, то убьёт её. Другая она смотрела в спину Оли, и её губы медленно расползались в жуткой широкой улыбке, обнажая два ряда острых клыков. Потом медленно растворилась, прошептав: «Живи, пока живётся».