Твоя навеки

Грэхем Лора

На кухне воцарилось тягостное молчание. Муж­чины переглянулись в недоумении. Наконец Мик произнес:

— Я через минуту нагоню тебя, и мы поедем, Гэйдж.

— Ясно.

Скрипнул стул, и Мик поднялся.

Фэйт по-прежнему стояла, вцепившись в стой­ку, и он заметил, что она дрожит всем телом, сама не своя. Сейчас он ударит меня! Иначе зачем он попросил Гэйджа уйти? Фрэнк всегда бил меня за то, что еда пережарена или хлеб черствый, крутилось у нее в голове.

—

Фэйт,— ласково произнес Мик, направляясь к ней.

— Простите,— запричитала она.— Я сама не знаю, как это произошло... Я... я и в самом деле не должна была... Простите, я такая неумеха!..

Громадные ручищи, способные запросто перело­мить руку или ногу кому угодно, как сухую спичку, громадные, могучие, смуглые ручищи с невообрази­мой нежностью легли на ее хрупкие, дрожащие плечи.

— Ничего не случилось, Фэйт,— улыбнулся Мик.— Все в порядке. Без шуток. И пока я рядом, никто не посмеет поднять на вас руку. Или даже просто повысить голос. И никакая вы не неумеха!.. Только успокойтесь, слышите, успокойтесь...

Он стал нежно поглаживать ее по плечу и вскоре почувствовал, как спадает ее напряжение.

— Вот так-то лучше,— пробормотал Мик.— Так будет лучше. А теперь мне пора идти.

По телу Фэйт пробежала дрожь, а пальцы не­произвольно впились в складки его мундира, словно не желая отпускать.

— Мне бы очень хотелось никуда не уходить,— извиняющимся голосом сказал Мик,— но работа есть работа. Обязательно нужно съездить к Джеффу. Я уеду часика этак на два, но когда вернусь, обязательно съем одну из этих аппетитных отбив­ных.

— Но... я же их загубила...

— Глупости! Ничего ты не загубила.

Ты меня загубила, мог бы добавить Мик. Меня со всей моей беспристрастностью и попытками со всеми держать дистанцию.

Ребенок во чреве женщины неожиданно зашеве­лился, и Фэйт инстинктивно схватилась за живот руками. Мик неожиданно остро ощутил, что одна из высших мужских обязанностей на этой земле,— дать начало новой жизни, чтобы существовать и после смерти,— так и не исполнена им. Но испол­нить эту обязанность можно, лишь связав себя с женщиной, а женщина — лабиринт со множеством ловушек. И, чтобы не попасть в очередную такую ловушку, он отпрянул от Фэйт и направился к двери.

— Я вернусь через пару часов,— бросил он через плечо.— Если что-то потребуется, звони Лэйердам, их номер в блокноте возле телефонного аппарата.

Фэйт опомнилась лишь тогда, когда за ним за­крылась дверь.

Глава 5

Дальний угол пастбища Джеффа Кумберленда напоминал сейчас съемочную площадку. На свер­кающее звездами небо начинали понемногу на­бегать облитые серебряным светом луны тучи. Свет укрепленных на высоких подставках прожекто­ров — этакого красноречивого свидетельства вторжения сверхсовременной цивилизации в затеряв­шиеся в безвременье зимние заснеженные просто­ры — выхватывал из темноты лежащих на земле зарезанных коров.

Мик вполне понимал своего шефа. Выборная должность накладывает обязательства перед изби­рателями, но сейчас ему чертовски хотелось, чтобы хоть раз Нэйту хватило твердости характера и он не стал бы изображать показательную суету, и сти­мулировать активность в попытке доказать, что шериф и его ведомство не дремлют. Что касается Джеффа, то старик, без сомнения, был страшно расстроен, и это более чем понятно. Крупный рогатый скот — не пара старых штиблет, тем более, что после перехода Джеффа на новую программу селекции его призовое стадо стало предметом зависти в округе и за его пределами.

— Не беспокойся,— сразу же сказал Нэйт Мику, как только тот вышел из машины. Люди стояли на изрядном расстоянии от изувеченных животных, и один из помощников шерифа следил за тем, чтобы никто не смог затоптать следы. — Кроме нас с Фредом, никто не подходил к трупам, да и мы больше чем метров на пять не прибли­жались.

Нэйт передал Мику ручной фонарик.

— Боюсь только, что и на этот раз ты ничего не найдешь...

Нэйт тоже был мастером в подобных делах, так что рассчитывать на очевидные, лежавшие на по­верхности улики едва ли приходилось.

— Чертовски много нападений на животных для такого маленького округа, как наш,— заметил Гэйдж, присоединяясь к Мику и Нэйту, стоявшим на границе освещенного круга.

— Вот именно,— кисло отозвался Нэйт.— Пару таких происшествий за год еще можно было бы как-нибудь переварить. Но пять зарезанных и изувеченных животных за три дня — это уж слишком!

Мик подошел по хрустящему снегу к первой туше и нагнулся. У человека с нервами послабее волосы встали бы дыбом: язык и глаза вырваны и валяются рядом — хотя известно, что глаза — любимое лакомство для любого хищника. Генита­лии тоже вырваны — или, скорее, вырезаны ножом, судя по характеру раны. Конечно, день холодный, но не настолько, чтобы снова рассуждать о рефлек­торном сжатии мышечной ткани.

Преодолевая невольное отвращение, так часто являвшееся спутником его работы, Мик начал тща­тельный осмотр туши. Ага, на сей раз она выпотрошена. Это уже что-то новенькое.

Закончив осмотр, Мик отошел в сторонку и посмотрел на окоченевшую тушу с разного рассто­яния и под разным углом.

Крови не очень-то и много — обычная картина для всех предыдущих нападений на скот. Никакой дополнительной информации из этого обстоятель­ства не извлечешь. Впрочем, если животных убили здесь, на месте, их горячая кровь должна была бы растопить снег под собой.

Мик махнул рукой Нэйту и Фреду, чтобы те подошли — нужно было сдвинуть тушу. Ему вовсе не улыбалось надрываться с этой тонной окаменев­шего на морозе мяса, но выхода не оставалось: если нападение и убийство совершены тут же, внизу, под бычком должна образоваться кровяная корка.

Но ее не оказалось.

— А-а, черт,— пробормотал Мик.— Где Джефф?

— Здесь я, здесь,— заторопился старик Кумберленд, выходя из-за прожектора.— Мне подой­ти к вам?