Твоя навеки
Шрифт:
Соледад поспешно вошла. София с удивлением заметила, что ее лицо было бледным и встревоженным. София подвела ее к кровати, положила руки на ее широкие плечи и постаралась успокоить.
— Что случилось? — спросила она, глядя, как мощное тело Соледад начало вдруг сотрясаться от рыданий.
Несколько раз служанка пыталась заговорить, но тут же разражалась слезами. Наконец, собравшись с духом, она решилась выдать секрет, который поклялась унести с собой в могилу.
— Ты для меня как родная, София, — рыдала она. — Не могу я скрывать это от тебя.
Софии не очень-то интересно было выслушивать тайны Соледад. Она
— Это касается Хавьера, — слабым голосом проговорила Соледад.
— С ним все в порядке? Он не заболел? — в волнении спросила София.
— О нет, он здоров, сеньора София, и мы с Антонио так любим его. Мы гордимся им. Вам бы он тоже очень понравился.
— Так отчего же ты плачешь? Он хороший сын. Тебе повезло.
— Я знаю, сеньора София. Вы не понимаете...
Она остановилась, глубоко вздохнула и поежилась.
— Сеньор Пако приказал нам никому не рассказывать. И мы его послушались. Мы хранили этот секрет двадцать три года. Все мы думали, что вы вернетесь раньше. Мы ведь были только опекунами, как убеждали себя сами. Вы же оставались его матерью.
— О чем ты говоришь, Соледад? — прошептала София.
— Прошу вас, не вините меня. Я сделала то, что обещала сеньору Пако. Он привез вашего малыша из Швейцарии, так как хотел, чтобы у ребенка был дом. Сеньор Пако сказал, что вы обязательно вернетесь, так как пожалеете о том, что сделали. Он бы не вынес, если бы его внука воспитывали чужие люди.
— Хавьер — мой сын? — медленно проговорила София.
Ей показалось, что ее душа оторвалась от тела.
— Хавьер — ваш сын, — подтвердила Соледад и начала выть, как раненое животное.
София поднялась на ноги и стала у окна, глядя, как на пампу спускаются сумерки.
— Хавьер и есть Сантьягито? — спросила она, не веря и не желая верить.
Она вдруг увидела его маленькие ручки и ножки, его нос пуговичкой, тот, который она поцеловала в последний раз. У нее во рту разлился соленый вкус. Она смотрела на свое отражение в окне, пока боль не стала такой сильной, что все поплыло у нее перед глазами.
— Сеньор Пако и я — о, конечно, еще Антонио — единственные люди, которые знают правду. Ваш отец не хотел, чтобы об этом стало известно сеньоре Анне. Но вы имеете право знать правду. Вы его мать. Если вы захотите признаться во всем Хавьеру, я не остановлю вас. Возможно, ему надо знать, кто его родители. И то, что он Соланас.
Глава 47
София выбежала из парка, оставив рыдающую Соледад одну в спальне. Было уже почти темно. Она не знала, что собирается сказать ему при встрече. Однако ей было необходимо увидеть его и поговорить с ним. Разве это не святое право ребенка знать, кто выносил его? София уже видела, как раскрывает ему объятия и вдыхает запах его кожи.
— Мой сынок, Сантьягито, я потеряла тебя много лет назад. Я думала, что никогда не увижу тебя снова.
Слезы перестали литься у нее из глаз, и она ощутила небывалую легкость. Это было словно наваждение.
За конюшнями она различила свет костра. До нее донеслись звуки гитары, которые становились все громче по мере
Вдруг из домика вышла худощавая женщина, которая несла на подносе еду. Под ее ногами путалась тощая собака. Почуяв присутствие чужого человека, собака начала лаять и направилась в ее сторону, став похожей на готового напасть дикого кабана. Женщина посмотрела туда, где стояла София, сказала что-то мужчинам, и те вскочили на ноги, хватаясь за кинжалы. У Софии не было выбора, и она вышла из укрытия, пристыженная тем, что ее застали врасплох. Все перестали петь.
Хавьер подошел к ней первым.
— Добрый вечер, сеньора София. С вами все в порядке? Вы что-то хотели? — вежливо обратился он к ней, с любопытством вглядываясь в ее лицо.
Она внимательно следила за его манерами и жестами. Он был темноволосым, как она, и широкоплечим, как его отец, с хорошей осанкой. Его колени были немного вывернуты, как у Санти, но он провел всю жизнь в седле, так что в этом не было ничего удивительного. Хавьер стоял и ждал, когда она заговорит. София уже собиралась сказать ему о том, что она его мать, но не могла вымолвить ни слова. Она взглянула ему через плечо, заметив, что он прекрасно чувствует себя в компании других гаучо. Он не знал правды, но ничего не терял. Он был частью этого поместья. Это ощущалось во всем. Она же утратила чувство принадлежности к нему, и это разделяло их больше, чем недоговоренность и время. Какая ирония судьбы! Он был в поместье, которое его мать навсегда вычеркнула из памяти. Она поняла, что было бы верхом эгоизма в одночасье разрушить его мир, который давал ему покой и уверенность в завтрашнем дне. София проглотила обиду и вымученно улыбнулась.
— Я так часто приходила сюда, когда еще был жив Жозе, — пытаясь завести непринужденный разговор, начала она.
— Моя мать говорит, что вы долго отсутствовали, сеньора София, — ответил он.
— Да, ты и представить себе не можешь, как я соскучилась по родине.
— Это правда, что в Англии все время идет дождь? — робко улыбнувшись, поинтересовался он.
— Не совсем так, некоторые дни выдаются ясными и погожими, как здесь, — проговорила она, надеясь, что он не заметит того, как пристально она рассматривает его.
— Я никогда не покидал Санта-Каталину.
— Будь я на твоем месте, то не жалела бы об этом. Я видела разные страны, и могу с уверенностью сказать тебе, что на земле нет второго такого места, как великолепная Санта-Каталина.
— А вы останетесь здесь? Моя мать очень надеется на это, — сказал он.
— Я не знаю, Хавьер! Твоя мать очень сентиментальна.
— О, это я знаю, — засмеялся он.
— Она была хорошей матерью, могу поклясться.
— Точно.
— Она почти заменила мне мать, когда я была еще крошкой. Она всегда покрывала мои шалости.