Ты будешь мой
Шрифт:
У меня ёкнуло сердце.
«К-к-кого?»
«Ты очень на неё похожа, - улыбнувшись той странной улыбкой (теперь я понимала – влюблённой), сказал Рэян. – Ты так же красива. Но Санна…»
Санна. Дальше я не слушала. Зачем? Имя было фэйрийское. Даже не просто фэйри – так называет своих дочерей морской народ. Ну конечно тогда на Рэяна не мог подействовать эликсир.
Какая-то русалка стоит на моём пути. Какая-то русалка украла сердце, которое должно быть моим. Какой-то русалке мой принц улыбается так, как должен улыбаться мне.
Ну уж нет…
На следующий день я написала отцу Рэяна, предложив
И конечно, обсуждать новые поправки к договору нужно было лично – и я предложила поехать в Инесс с ответным визитом. А Рэяну сказала, что хочу плясать на его свадьбе. Он обрадовался, мой простодушный принц. «Я боялся, что оскорбил тебя вчера, Илва».
Ха! Меня? Мне нужно было только чуть-чуть отложить отъезд – подготовиться. На земле Инесса я буду уже не так сильна, как в Дугэле. А мне предстояло колдовать – и серьёзно, сложно колдовать.
Я упражнялась на фрейлинах. Тех, чьи семьи посмели перечить мне, когда я объявила, что еду в Инесс. И хочу принца Рэяна себе в супруги. Ах, он не из Дугэла! Ах, ребёнок будет полукровкой. А мне плевать! Больше всего – на ребёнка. Но двору пришлось устроить показательное выступление, чтобы землю без меня не стали трясти.
Но вот всё было позади – и я взошла на корабль, присланный за Рэяном. Я и моя испуганная до синевы свита – мы все боимся моря, маги земли.
Я же забыла о страхе и чувствовала только радостное предвкушение, стоя на палубе рука об руку с Рэяном. Скоро он будет моим. Совсем моим, полностью и безраздельно.
А русалку я убивать не стану. С этой воровкой я обойдусь затейливее.
Мы поиграем.
Глава 1. Арин
Захлёбываюсь.
Вода заливается в уши, нос, рот, жжёт глаза. Я пытаюсь вздохнуть, и вода хлещет в горло. Грудь терзает невыносимой болью, я рвусь, бьюсь, пытаюсь выплыть – но вода далеко надо мной, и вокруг только холодная зелень. Она душит меня.
Потом зелень сменяется чернотой, расцвеченной алыми вспышками боли – и я рывком сажусь на кровати, подмяв под себя одеяло. Меня знобит, холодный пот стекает по лицу, во рту горьковатый привкус. И глаза режет по-прежнему, а в груди нервно бухает сердце. Пытаюсь отдышаться. Браслет-амулет с королевской жемчужиной болтается на запястье, и мне чудится, что камень, увитый золотыми тонкими цепями, слабо светится. Я хватаюсь за него и закрываю глаза. Раскачиваюсь, пытаясь успокоиться. Странный гул в ушах постепенно стихает, наваливается тишина, ватная, как одеяло. Я открываю глаза и, щурясь, гляжу в окно.
На небе цветёт рассвет. Значит, вот-вот дверь откроется, заглянет мама будить меня – и надо привести себя в порядок до того, как она начнёт совать мне в рот градусник, обкладывать камнями-амулетами и варить укрепляющие зелья, потому что дочка слишком бледная и задыхается.
Ничего. Сейчас я, сейчас… Не в первый раз. В первый-то раз я действительно испугалась и продрожала под одеялом всё утро, а маме пришлось остаться со мной вместо работы. Теперь я почти привыкла. Сон, в котором
В конце концов, это всего лишь сон.
Я вытираю лицо одеялом, выпутываюсь из простыни и, тихонечко переступая по ледяному с утра полу, тороплюсь перестелить постель. Главное – не разбудить маму и не наступить на камни с рунами, которые загорятся и нагреют пол. Тепло – это хорошо, но моя мама – волшебница, магию она почувствует даже во сне. Поэтому я, морщась от привычной боли в ногах, танцую вокруг кровати. Поскальзываюсь – вдвойне неуклюжая со сна. Ёжусь – пропитанный солнцем воздух в комнате можно, наверное, дёргать, как тонкие ледяные струны. Зазвенят, но не лопнут – так холодно.
На небе ветер разгоняет золотисто-розовые облака. Я потихоньку укладываюсь обратно в кровать, обнимаю грелку – горячий камень с рунами – и прислушиваюсь. Неподалёку на ратуше городского совета бьёт колокол. Семь раз. Ему вторят колокольчики на башнях дворца, ритмично вызванивая дугэльский гимн. Вовремя я в этот раз. Минут десять, чтобы согреться, ещё есть. В кровати тепло, даже жарко – недавно зачарованный камень греет, как хороший костёр. Я лежу, открыв глаза и с наслаждением дышу. Потом вытягиваюсь, разминаю под одеялом ноги – мне больно, так, будто в них тычут горячими иглами. Но это уже привычно. Мама не должна знать, она будет волноваться – поэтому вместо ежедневного посещения лекаря я недавно записалась в танцевальную школу, чтобы убедить маму, что ноги не болят. Ха, и кто бы мог подумать – у меня неплохо получается. Когда дело доходит до танца вся моя неуклюжесть исчезает, я двигаюсь легко и изящно. Поэтому мне нравится танцевать, несмотря на то, что каждый раз после занятий я час провожу в купальне и, поскуливая от боли, держу ноги в ледяной воде. Но это действительно ничего – ничего, даже если эта боль никогда не пройдёт. Я сроднилась с ней, она уже часть меня. Она со мной всегда.
Закончив, я тянусь за водой на тумбочке. Очень хочется умыть лицо, но мама обязательно спросит, почему простынь мокрая, а не пролить я не смогу. Поэтому только пью – не слишком много, это тоже может вызвать вопросы: обычно я не выпиваю больше половины стакана.
За дверью слышатся осторожные шаги: мама идёт на кухню, тоже тихо – чтобы меня не разбудить.
Я аккуратно ставлю стакан на тумбочку, заворачиваюсь в одеяло. И только сейчас замечаю, что синие цветочки на простыне бледнее, чем на одеяле. Я перепутала и постелила наизнанку!
На кухне звякает посуда и почти сразу же слышатся шаги в коридоре – к моей двери.
Времени перестилать нет. Быстро расправляю одеяло так, чтобы закрыло простынь, и, зажмурившись, расслабляюсь.
– Арин, солнышко! Пора вставать.
Сонно щурясь, открываю глаза и потягиваюсь, давя зевок.
– У-у-уже?
– Давай скорее, завтрак почти готов.
Встаю, со всей силы топаю по рунному камню, и пол моментально нагревается. А я морщусь от боли в отбитом пальце.
На кухне звенит посуда, шипят и плюются искрами нагревательные камни. Мама, кажется, что-то говорила про ягодный пирог вчера… Хорошо бы.