Ты для меня?
Шрифт:
Сработал запоздалый инстинкт самосохранения. Больше не притягивала его. Нет. Уперлась дрожащими ладошками в тяжело вздымающуюся, покрывшуюся крупной испариной, мужскую грудь. Попыталась выползти.
«Прости мама! Это выше моих сил!»
Давыдов замер. Но, и ее к кровати пригвоздил, мешая сдвинуться даже на миллиметр.
— Нельзя назад, Мелкая! Потом не рискнешь пройти через это еще раз!
Он принялся осыпать горячими порывистыми поцелуями ее пылающее лицо. Увеличившиеся от ужаса глаза.
— Т-с-с-с! Моя девочка. Моя малышка. Глупенькая…
— Герман, я…я люблю теб…А-А-А-А!
Не дав опомниться, Давыдов завершил начатое, заглушая ее пронзительный визг собственным ртом.
Ногти почти до крови, впились в его кожу. Не с целью причинить боль, естественно. Больше инстинктивно. Свои действия осознавала крайне плохо. И, уж точно, не контролировала. Однако этот порыв заставил молодого человека прервать поцелуй. Следить за сменой эмоций на ее лице, жадно вглядываясь в каждую черточку. Дать возможность испить глоток спасительного воздуха.
Когда их взгляды схлестнулись, Лера едва не захлебнулась от шквала эмоций, пропитавших его черные омуты. Обнаженных. Бесконтрольных.
В тот миг осознала предельно четко — теперь, точно его!
Герман не шевелился. Тяжело дышал, придавливая к матрасу собственным телом.
Однако, опасаясь раздавить, большую часть веса удерживал на локтях.
— Клянусь — при одном взгляде на тебя, мутнеет рассудок, — отвлекал жарким шепотом, — Такая красивая!
От его слов мурашки расползались по коже, собирались внизу живота в тугой трепетный комок. Распадались, и собирались вновь. Лера дрожала, но уже не от боли — та постепенно утихала. Ее колотило от первого в жизни, и самого настоящего вожделения.
Ему принадлежит! Ему!
Со лба Давыдова прямо на нос упала капелька пота. Пришло озарение, что он сдерживается. И делает это из последних сил — трясет его не меньше.
Почему же тогда, не двигается?
— Лера, — Хрипло. Надрывно. Внимательно вглядываясь в ее лицо. — Как ты, Мелкая? Очень больно? Мне прекратить?
Она честно старалась прислушаться к собственным ощущениям. Неопределенно пожала плечами.
На самом деле не понимала.
Тело горит. Мозг плавится. Внутри открытая рана.
А ноги…с такой силой его талию бедрами стиснула, что конечности одеревенели.
Девушка их попросту не чувствовала!
Герман до ужаса медленно, покинул ее тело.
Секундное облегчение, вновь сменилось напряжением — так же нарочито осторожно вернулся.
Растягивая под себя. Позволяя привыкнуть к инородному предмету внутри.
Он не спешил, за что девушка была ему безмерно благодарна. Лишь сипло постанывал, стиснув зубы всякий раз, когда упирался в дно пылающего лона.
Леру будто электрическим током пронизывало в такие моменты!
И от этого в букете неприятных ощущений, появлялись новые нотки. Доселе незнакомые.
Журналы врали, будто боль будет мимолетной. Вопреки всем уверениям, она не прошла…но, стала более-менее приятной. Все так же, щипало, саднило и пульсировало. Только, одновременно и горячо становилось от столь забавного трения. В какой-то момент, и с ее губ сорвался легкий стон. Давыдов тут же поймал его своими губами, и начал действовать более уверенно. Самозабвенно.
Она же поморщилась. Боль, вперемешку с удовольствием? Безумие!
Но, ради Германа девушка готова была терпеть. И, даже, вновь прошла бы через это.
Не раздумывая!
Осмелев, обхватила лицо молодого человека.
Горячо, пусть и не умело, впилась в жесткие губы в ответ. И, кажется, зря…он сорвался.
Зарычал, стиснув в своих руках, до хруста костей.
В тот же миг, начал буквально вколачивать себя в нее с невероятной силой и скоростью. Лера потерялась в ощущениях.
Озноб прошиб. И мурашками в сотый раз покрылась.
— Герман, — бессвязно шептала пересохшим горлом, — Герм…
— Слишком узкая! НЕ МОГУ БОЛЬШЕ! Прости, маленькая…сейчас…О-о-о!
Несколько секунд спустя, кожу живота обожгло струей густого семени, а тишину комнаты разрезал утробный рык, полный первобытного удовольствия.
Все наконец-то закончилось.
Она не двигалась — не уверенна была, что конечности ее слушаются. Замерла, не зная, что дальше делать. Стало страшно, ни с того ни сего.
Как теперь вести-то себя с ним? Как его девушка?
Тяжело дыша, Герман склонился, удерживая ее взгляд.
Улыбнулся нежно, опаляя своим прерывистым дыханием.
— Ш-ш-ш, Лерочка! Все моя малышка — больше не будет боли. Впервые я так быстро но, в данный момент, для тебя это даже хорошо…
Он замолчал резко. Прямо на середине фразы. Помрачнел.
В считанные секунды лицо превратилось в холодную маску. Тут же отстранился, скатываясь в сторону, будто ядовитой она оказалась. Затем, и вовсе поднялся с кровати, осматривая шальным одичавшим взглядом. Дернувшись, свела колени вместе. Сказать, что не по себе стало — не отразить и сотой доли действительности. Хотелось сквозь землю провалиться — такую ярость излучала его напряженная поза. Или, как минимум, в одеяло зарыться.
Казалось, сейчас Давыдов способен ее ударить. Потому и сжимал кулаки столь сильно.
Нервно сглотнула, когда поняла, на что молодой человек взирает с таким откровенным ужасом.
Вид девственной крови на простыне, да густая белая жидкость на ее нежной коже…
Герман заторможено, даже как-то потерянно, прислонился спиной к ближайшей стене.
Уронил голову в собственные ладони.
Вцепившись пальцами в волосы, взвыл изменившимся до не узнаваемости голосом:
— Господи...