Ты для меня?
Шрифт:
Ну и что? Пускай! Лишь бы рядом был. Не отталкивал.
— Не гони, пожалуйста…ты…ты очень нужен мне сейчас!
— Твою мать! — Злобно рыкнул, утопая носом в ее густой шевелюре. — Так вкусно пахнешь. Как держаться от тебя подальше? Вот, как? Научи, либо… останови.
Попыталась вырваться, чувствуя, как нутро наполняется небывалой яростью. По-своему расценив ее действия, Герман не стал удерживать. А зря. Она лишь развернулась к нему лицом.
— Зачем? — Голос насквозь пропитался
— Глупенькая.
Нежно провел по шелковистым прядям. Зацепился за них пальцами.
— У тебя безумно красивые волосы. — Заметил, как бы невзначай. — Никогда не крась. И не обрезай.
— Хорошо.
— Лера?
— Что?
— Посмотри мне в глаза, и скажи честно — что ты здесь делаешь?
Она твердо и уверенно выдержала его взгляд, хоть от страха кишки и прилипли к позвоночнику.
— Я, хочу…, — нервно облизала губы, и выпалила на выдохе, — я хочу стать твоей!
— Ох, ты ж...чтоб меня!
Чертыхнувшись, Герман резко отстранился. Как от прокаженной шарахнулся.
Что тут сказать? Не такой реакции ожидала. Но, не беда.
Отступать без боя, все равно не собиралась. Упрямо вздернула подбородок:
— Кого бы ты во мне сейчас не видел, знай — я давно выросла!
Он перехватил ее запястья, притягивая к себе:
— Тело выросло. Т-е-л-о, глупенькая!
Теперь вырваться Давыдов не позволил. Удерживал, хоть и дергала руками со всех сил.
— Слушай, тебе определенно не стоит торопиться с этим, Лера!
— Хватит! — Остановила нравоучения, переходя на визг. — Совсем за идиотку меня держишь? Пока я буду медлить с этим, ты найдешь себе в Москве тысячи таких дур, как я! Нет. Лучше. На много лучше! А меня…и имени моего потом не вспомнишь!
«И мечта матери навсегда останется всего лишь мечтой…»
Разговаривать более она не собиралась. Назад вырваться не вышло. А вот вторжения в личное пространство Герман никак не ожидал. Не мешкая ни секунды, решительно прижалась к обнаженному мужскому торсу, и поцеловала.
Неумело. Неуверенно. Но, яростно. С полной самоотдачей.
Божечки! Ее первый поцелуй.
Пульс сходил с ума. Впрочем, и сама она давно свихнулась.
Давыдов оцепенел, каменея всем телом. Казалось, был не просто ошарашен. Нет!
Он будто в трансе находился. В самом настоящем шоке.
Секунда. Другая.
Сокрушенно простонав, Герман сдался — все же ответил на ее неумелую ласку. Да так горячо и страстно, что конечности девушки в желе превратились. Больше не удерживал на расстоянии. Наоборот. Перетянул на свои колени, заставляя оседлать, и жарко стиснул в объятиях. Его руки жадно блуждали
Сжимая. Изучая. Оставляя на ней свою невидимую метку. Печать принадлежности.
— Ты с ума меня сводишь, — хрипел в перерывах между поцелуями, — сумасшедшая девчонка!
— Я твоя, Герман. — Подстрекала, сжимаясь от страха, что он передумает. — Твоя!
В какой-то момент, молодой человек замер, воплощая в жизнь ее кошмар.
В изумленных глазах мелькнуло недоумение.
Нет! Только ни это!
Мысли лихорадочно роились в голове.
Выбора нет. Его нет, черт возьми!
— Прости! Пожалуйста!— Удерживая горящий голодным безумием взгляд, одним размеренным движением, стянула с себя ночную рубашку, и закинула ее куда-то за спину. — Но…я люблю тебя!
От последовавшего утробного рыка покрылась мурашками.
Остальное — как в тумане. Ничего не соображала. Ничего не помнила.
Лишь его руки. Губы. Ласки. И слова. Слова, от которых краска приливала к лицу.
От которых все тело полыхало огнем, точно на костре ее жарили.
В себя пришла, лишь, когда внутренности от страха узлом скрутило.
Абсолютно обнаженная, распростертая под ним. Полностью открытая.
— Расслабься, Мелкая, — слегка куснул подбородок. — Не сжимайся, не нужно. Я ничего не делаю.
Вообще-то, делал. Отвлекал, пока сам затаился у входа.
И стоило девушке немного забыться, как он со словами «моя малышка», скользнул внутрь.
В тот момент Лера и поняла, что натворила!
Что к такой боли готова не была!
ЧТО. ВООБЩЕ. НИ К ЧЕМУ. ЭТОМУ. ГОТОВА. НЕ БЫЛА!
Боже!
Вскрикнув, крепко-крепко зажмурилась. Дышала глубоко и рвано. Губы пересохли. Сильно.
Казалось, одно неверное движение зубами, и кожа лопнет.
Страшно. Господи, как же страшно!
Пытаясь справиться с режущей болью, волнами пульсирующей глубоко внутри, и простреливающей прямо в поясницу, вогнала ногти в его спину.
Зубами вцепилась в любимое плечо, стараясь задушить на корню, рвущийся наружу всхлип.
Удержаться от слез.
— Слишком тугая! Бл*дь!
Ругнувшись в сердцах, Герман продвинулся глубже. Вновь, не до конца. Но, напористее и увереннее.
И мир перестал существовать…
Оказывается, до этого и не боль была, вовсе…так легкая разминка.
Соленая влага все же брызнула из глаз. От охватившей ее агонии, пронзительной и опоясывающей, Лера взвыла. Не громко, боясь перебудить весь дом.
Слегка. Подобно скулящей собаке, мокнущей под дождем.
Просто, молчать уже не могла.