Ты для меня?
Шрифт:
— Я поняла, — произнесла срывающимся голосом. — Ты прости, что…я все поняла!
После ее ухода он просидел на балконе до самого рассвета.
Безбожно много курил, прокручивая случившееся в памяти. А утром уехал, даже не попрощавшись. Сбежал. Подальше от собственного греха. Подальше от соблазна.
Наши дни.
Лера встрепенулась резко — рука сорвалась. Из-за чего? Ах, да…карандаш от нажима сломался. Потому и вздрогнула всем телом. Даже пульс участился. Не ожидала. Только сейчас и сообразила, что не в постели лежит, сжимаясь в комочек под озверевшим взглядом, а за переговорным столом находится. И, вместо того, чтобы записи делать, с остервенением что-то чертит на листе «А4». А
Беглый взгляд на присутствующих — представителей потенциальных партнеров четверо. Все несговорчивые и заносчивые. Со стороны «ИнвестСтройТрест» Станислав Юрьевич, Алина, Герман. Последний бодр и собран. Словно и не было сегодняшней ночи. И разговора утреннего, стягивающего грудь стальными прутьями. Завидное самообладание и концентрация. Вот с кого пример брать нужно.
Да что с тобой? Все давно позади! Ты им переболела…
Как бы ни так! Сотни раз твердила себе эту фразу. Однако прошлое не отпускало. Своими щупальцами намертво к ней присосалось. Смотрела на гостей конференц-зала пустым отсутствующим взглядом, а перед глазами кадрами немого кинофильма мелькали воспоминания. Воспоминания, которые клялась похоронить с первым же рассветом. Которые невольно пробудила, всколыхнула в глубинах души, вновь встретившись с Давыдовым. Горько стало, словно желчь к горлу подступила. Дура она. Неисправимая.
Нельзя было приезжать. Нельзя было селиться в его доме.
Ничему жизнь не учит. Не сможет так. Не выдержит.
Паника накрывала с головой. Ход собственных мыслей улавливала с трудом.
Ничего. Ничего. Главное, глубже дышать.
Да, черт! Как же это сделать, когда мысли мозг разъедают?
Сколько раз девушка ту ночь проклинала? Простить себя не могла.
Да и не простила, по сей день. После нее, вся жизнь кувырком!
«Ладно. Заслужила…»
Германа не винила. Никогда. Лишь себя. На воспоминания о нем молиться была готова. Но, из-за того, что из жизни своей вычеркнул, терзалась. Обида кислотой внутренности разъедала. Отказывалась верить, что ничего для него не значит.
«Неправда! Злится, просто. Наказывает…»
Да уж. Наказана девушка была сполна, и с особой жестокостью.
Своими последующими действиями Герман, едва ли ни голыми руками разодрал ее сердце. Зато вырастил из нее бойца, сам того не подозревая. Год за годом, Лера совершенствовалась, чтобы ни в чем ему не уступать. Ни в чем! Представляла их встречу. Готовилась. Так, незаметно, научилась к поставленной цели идти, как бы трудно не казалось. Не признавала преград. Игнорировала их, или обходила. Отец сокрушался — мол, тяжело ей придется в жизни, с мужским-то характером! Совсем уступать не умеет!
В такие моменты хотелось кричать от бессилия.
Куда тяжелее? Куда?
Герман забыл про нее. А у нее не выходило! Потому что не хотела, положа руку на сердце. До последнего, цеплялась за любую ниточку, связывающую их. Стоило Глебу заикнуться о новом увлечении брата, оно тут же становилось ее увлечением. Зарывалась в книгах, досконально изучая все тонкости.
Вдруг, приедет, и будет удивлен! Не сдулась его мелкая. Не сломалась!
Сверстники развлекались, а она зубрила, как одержимая. Иногда и поесть забывала. Приезжая на каникулы, Глеб крутил у виска, когда Лера брала книгу с собой, даже на дискотеки! Если тусовка была скучной — читала.
Осознание конца истории, причем безвозвратного, пришло на двадцать первый день рождения. Если до этого в ее душе и жила слабая надежда — в тот миг она умерла. Когда в беседе с ее отцом друг проговорился — Герману некогда в гости приезжать — девок, как перчатки меняет. Каждый день новая. Домой ночевать не всегда приходит.
— Лера?
Рассеянно завертела головой, пытаясь определить, откуда исходит звук. С удивлением заметила, что конференц-зал опустел. Переговоры завершились. Остались лишь представители их холдинга. Алина, скрестив руки на груди, подчеркивая этим глубокое декольте, взирала с таким видом, будто бесполезнее Леры никого на свете еще не придумали.
Змея! Спала с ним!
Ревность опалила легкие. Руки неосознанно в кулаки сжались. А Герман…лучше бы вообще на него не смотрела. Скулы ходуном ходят. Крылья носа подрагивают от едва сдерживаемого гнева.
О, отлично! Может, и ей разозлиться?
Огромных трудов стоило сосредоточить взгляд на Станиславе Юрьевиче.
— Да?
— Ты в порядке?
— Да.
— Я просил тебя, подготовиться сегодня, на все сто.
— Простите. Я…готовилась.
Черт! Размазня! Никуда не годится.
— Лера, — осторожно, дабы не обидеть, подбирал слова Станислав. — Как бы это помягче…
— Хватит, отец! До второго пришествия будешь с ней сюсюкать? — Рявкнул Давыдов, ударяя ладонью по столу. Слегка подался к ней вперед. — Что это было, Спирина? Что это, бл*дь, было?
— Полегче, сын!
— А…что было?
— Она еще спрашивает! — Фыркнула Покровская. — Ты чуть переговоры не сорвала, милочка!
— Боже, — выдохнула, ничего не понимая. — Простите…
— Лерочка, если нехорошо себя чувствуешь…
— Отец, Алина, оставьте нас, пожалуйста.
— Чтобы вы мне переговорную разнесли, к чертовой матери?
— Всего лишь, объясню ей кое-что. — Герман оскалился. — Подготовлю, как следует ко второй встрече.
Спустя целую вечность, их оставили в кабинете одних. Казалось, воздух загустел. И его щедро накачали статическим электричеством. Он тяжело дышал, прожигая взглядом.
— Возьми себя в руки, в конце-то концов! — Сурово. Жестко. Хлестко. — Не одной тебе бывает хер*во!
— Уже взяла! — От полыхнувшей в душе злости, скопировала его же интонацию. — И хватит на меня орать!
— Поздравляю! — Полетело в ответ.
Вкрадчиво и тихо. Боже, так тихо, что мурашки по коже расползлись. Что-то перевернулось в душе в тот миг. Кому она врет? Признаваться самой себе гораздо сложнее и болезненнее, но она сделала это. Лера все еще хотела принадлежать ему. Быть его мелкой.