Ты кем себя воображаешь?
Шрифт:
— Очень печально, — уже деловито сказала она. — Печально. Он давно болел.
Кто-то звал Розу: ей пора было обратно на съемки. Девушка не бросилась в море. У них в сериале такого не случалось. Всегда что-нибудь такое грозило произойти, но в конце концов не происходило, разве что изредка, и то с эпизодическими или неприятными персонажами. Зрители доверялись авторам сериала и знали, что их оберегают от предсказуемых трагедий, а также от внезапных сдвигов, ставящих под вопрос весь сюжет, от беспорядка, что требует новых суждений и новых решений, требует распахнуть окно, за которым — неподобающий, навеки врезающийся в память
Смерть Симона показалась Розе именно таким беспорядком. Было нелепо и нечестно, что такое важное известие утаили и что Роза даже до сего дня могла считать себя единственным человеком, который по большому счету бессилен.
По буквам
В былые дни, в эпоху лавки, Фло говорила, что может определить, когда какая-нибудь женщина вот-вот съедет с катушек. Первым признаком часто служило что-то необычное на голове или на ногах. Хлопающие галоши среди лета. Резиновые сапоги или тяжелые мужские рабочие ботинки. Женщины могли объяснять это мозолями, но Фло-то знала. Это было нарочно, чтобы возвестить всему миру. Потом появлялись старая фетровая шляпа, рваный плащ в любую погоду, штаны, подпоясанные веревкой, драные шарфы неопределенного цвета, многослойные свитеры с распускающейся вязкой.
Часто дочь повторяла сценарий матери. Это сидит в человеке с самого начала. Волны безумия — они подступают, как прилив, неумолимые, как хихиканье, идут откуда-то из глубин и постепенно завладевают тобой полностью.
Они часто рассказывали Фло свои истории. Фло поддакивала: «Да неужели? Это просто стыд-позор!»
У меня пропала терка для овощей, и я знаю, кто ее взял.
Когда я раздеваюсь перед сном, приходит мужик и смотрит на меня. Я опускаю жалюзи, и тогда он подглядывает в щелку.
У меня украли два бурта картошки. Банку персиков, целых, консервированных. Хорошие утиные яйца.
Одну из этих женщин в конце концов увезли в окружной дом престарелых. Фло рассказывала, что первым делом ее там искупали. Потом подстригли ей волосы, отросшие, как копна сена. Персонал дома престарелых ожидал, что в волосах что-нибудь найдется — дохлая птица или мышиное гнездо со скелетиками мышат. Нашлись репьи, сухие листья и пчела — должно быть, запуталась и билась, пока не погибла. Срезав волосы ближе к корням, санитарки обнаружили старую холщовую шляпу. Она сопрела на голове у женщины, и волосы пробились через нее, как трава через проволочную сетку.
Фло завела привычку постоянно держать стол накрытым, чтобы не трудиться накрывать его каждый раз перед едой. Клеенка была липкая, на ней вырисовывались очертания тарелки и блюдца — отчетливые, как контуры картин на засаленной стене. Холодильник был полон едко пахнущих остатков, темных корок, мохнатых мелочей. Роза принялась за дело — чистила, скребла, шпарила кипятком. Иногда на кухню заявлялась Фло — тяжко ступая, опираясь на две палки. Она могла вообще не обратить внимания на Розу. Порой она брала кувшин с кленовым сиропом и пила из носика, будто вино. Она стала сладкоежкой, ее неудержимо тянуло на лакомства. Коричневый сахар ложками, кленовый сироп, консервированные пудинги, желе — сгустки сладости, скользящие в горло. Курить Фло бросила — видно, боялась пожара.
Однажды она сказала:
— Что вы там делаете за прилавком? Скажите, что вам нужно, и я достану.
Она думала, что
— Я Роза, — медленно и громко произнесла Роза. — Мы на кухне. Я убираюсь на кухне.
Распорядок в кухонном царстве: установленный издавна, загадочный, эксцентричный, отражение самой Фло. Большая кастрюля — в духовке, средняя — под горшком для варки картофеля на угловой полке, маленькая — висит на гвозде у раковины. Дуршлаг — под раковиной. Посудные полотенца, вырезки из газеты, ножницы, формы для выпечки маффинов — все развешано на гвоздях. Стопки счетов и писем — на швейной машине, на полочке у телефона. Можно подумать, что их положили туда день-два назад, но на самом деле они были многолетней давности. Роза наткнулась на собственные письма, вымученно-оживленные. Ложные вестники, ложные нити, протянутые в потерянный период ее жизни.
— Роза уехала, — сказала Фло. У нее появилась привычка в расстройстве или неприятном удивлении выпячивать нижнюю губу. — Роза вышла замуж.
На следующее утро Роза встала и обнаружила на кухне переворот, словно кто-то взял огромную поварешку трясущейся рукой и все перемешал. Большую кастрюлю засунули в щель за холодильником; ложка для вынимания яиц из кипятка лежала вместе с посудными полотенцами, хлебный нож — в кадушке с мукой, сковородку вогнали, словно клин, между трубами под раковиной. Роза сделала Фло овсянку на завтрак, и Фло сказала:
— Вы та женщина, которую послали за мной приглядывать.
— Да.
— Вы не здешняя?
— Нет.
— У меня нет денег вам платить. Кто вас послал, тот пускай и платит.
Фло посыпала свою кашу коричневым сахаром, пока слой сахара не закрыл всю кашу, а потом разровняла его ложкой.
После завтрака она заметила разделочную доску — на ней Роза резала хлеб для тостов.
— Что эта штука здесь делает? Только путается у нас под руками! — веско заявила Фло, взяла доску и прошествовала из кухни — ну, насколько можно шествовать, когда опираешься на две клюки, — чтобы спрятать доску неизвестно где: может, под крышкой скамьи у пианино, а может, под ступеньками заднего крыльца.
Много лет назад Фло пристроила к дому небольшую застекленную боковую веранду. С веранды она могла наблюдать за дорогой — точно так же, как когда-то из-за прилавка в магазине (витрина магазина теперь была заколочена фанерой, старые рекламные надписи закрашены). Впрочем, теперь, когда построили скоростное шоссе, эта дорога уже не была транспортной артерией, связывающей Хэнрэтти и Западный Хэнрэтти. Дорога стала мощеной, с широкими сточными канавами по бокам и новыми газоразрядными уличными фонарями. Старый мост исчез, его сменил новый, гораздо меньше бросающийся в глаза. Западный Хэнрэтти прихорошился — дома покрасили заново или покрыли алюминиевым сайдингом. Один только дом Фло торчал на этом фоне, как гнилой зуб.
Какими же зрелищами довольствовалась Фло, сидя на маленькой веранде — годами, пока медленно костенели ее суставы и артерии?
Календарь со щенком и котенком. Они были повернуты мордочками друг к другу и соприкасались носиками, а зазор между двумя телами образовал сердечко.
Цветная фотография принцессы Анны в детстве.
Ваза из гончарной мастерской «Блю маунтин», подарок Брайана и Фебы, а в ней три желтые пластмассовые розы. И ваза, и розы несут на себе слой пыли, скопившейся за несколько лет.