Ты кем себя воображаешь?
Шрифт:
— Ты бы небось не отказалась от такого, если б тебе дали.
— Отказалась бы.
Это была правда. Роза верила, что это правда, но как объяснить Фло или кому-либо еще в Хэнрэтти? Если ты жил в Хэнрэтти и не становился богачом, это было нормально — ты живешь как на роду написано. Но если ты уехал и не разбогател или, как Роза, разбогател, но не удержал богатства — зачем вообще было уезжать?
После ужина Роза и хозяева дома сели на заднем дворе у бассейна, где плескалась на надувном драконе младшая из четырех дочерей Брайана и Фебы. Пока что все проходило мирно. Решили, что Роза
— Наверно, она там найдет старых друзей, — сказала Феба.
Кротость Розы и ее хорошее поведение отчасти подкреплялись образом, который она весь вечер строила у себя в голове. Она представляла, как уедет в Хэнрэтти и будет ухаживать за Фло, жить с ней, заботиться о ней — столько, сколько нужно. Она представляла себе, как вычистит и перекрасит кухню Фло, заменит черепицу на крыше, на местах протечки (об этом тоже упоминалось в письме), посадит цветы в горшки и будет варить питательный суп. Роза не заходила настолько далеко, чтобы представить, как Фло радостно вписывается в эту картину и живет, испытывая вечную благодарность. Но чем сварливей будет Фло, тем больше кротости и терпения будет проявлять Роза, и кто тогда сможет обвинить ее в эгоизме и легкомыслии?
Эта картина не продержалась и двух дней по возвращении Розы домой.
— Ты хочешь какой-нибудь десерт? — спросила Роза.
— Мне все равно.
Тщательно выстроенное безразличие с проблеском надежды — многие люди так реагируют на предложение выпить.
Роза сделала трайфл. Ягоды, персики, заварной крем, бисквит, взбитые сливки, сладкий херес.
Фло съела полмиски. Она жадно загребала ложкой, даже не позаботившись отложить себе порцию в отдельную посуду.
— Это было прекрасно, — сказала она; в первый раз в жизни Роза услышала от нее подобное выражение удовольствия и благодарности. — Прекрасно, — повторила Фло и откинулась на стуле, предаваясь счастливым воспоминаниям и по временам тихонько рыгая. Утонченная мечтательность заварного крема, острота ягод, мощность персиков, роскошь пропитанного хересом бисквита, щедрость взбитых сливок.
Роза еще никогда в жизни не подходила так близко к тому, чтобы мачеха была ею довольна.
— Я скоро сделаю еще.
Фло опомнилась:
— Ну что ж. Поступай как хочешь.
Роза поехала в окружной дом престарелых. Ей устроили экскурсию. Вернувшись, она попыталась рассказать об этом Фло.
— Чей дом? — переспросила Фло.
— Это не чей-то дом, это дом престарелых.
Роза перечислила людей, которых там видела. Фло не пожелала признаться, что знакома с ними. Роза стала рассказывать об удобных комнатах и красивом виде из окон. Фло явно рассердилась: она потемнела лицом и выпятила нижнюю губу. Роза протянула ей мобиль, купленный за пятьдесят центов в доме престарелых и сделанный кем-то из обитателей в тамошнем «Центре рукоделия». Птицы,
— Засунь его себе в жопу, — сказала Фло.
Роза повесила мобиль на веранде и сказала, что при ней обитателям дома разносили ужин на подносах.
— Кто может, идет в столовую, а кто не может, тем подают ужин в комнату. Я видела, чем там кормят. Ростбиф, хорошо прожаренный, картофельное пюре и зеленая фасоль. Фасоль замороженная, из пакетов, а не из консервной банки. Или омлет. Можно заказать омлет с грибами, с курицей или просто так, если хочется.
— А на сладкое что было?
— Мороженое. И если попросишь, добавляют соус.
— Какой у них там соус?
— Шоколадный. Карамельный. С грецкими орехами.
— Я не ем грецкие орехи.
— Еще маршмеллоу.
Обитатели дома престарелых были организованы по этажам. На первом жили те, кто сохранил ясность мышления и опрятность. Они расхаживали по дому (обычно — опираясь на палку). Навещали друг друга, играли в карты. Еще они пели хором и занимались всяким рукоделием. В «Центре рукоделия» они рисовали картины, вязали крючком коврики, шили лоскутные одеяла. Кто этого не умел, делал тряпичных кукол, мобили вроде купленного Розой, пуделей и снеговиков из пенопластовых шариков, с блестками вместо глаз. Еще они делали картинки-силуэты, вдавливая кнопки в обведенные на картинке контуры: рыцари на конях, военные корабли, самолеты, замки.
Они устраивали концерты, танцевальные вечера и шашечные турниры.
— Кое-кто из них говорит, что никогда еще не жил так весело.
Этажом выше телевизор смотрели больше и больше народу передвигалось в инвалидных креслах. У некоторых голова свисала на грудь, вываливался язык, неудержимо тряслись руки и ноги. Тем не менее и здесь люди были весьма общительны (исключая отдельные провалы и периоды отключки).
На третьем этаже приходилось быть готовым к разного рода сюрпризам.
Кое-кто из здешних обитателей перестал говорить.
Кое-кто перестал двигаться, только по временам дергал или тряс головой и махал руками — по-видимому, бесконтрольно и бесцельно.
Почти всем было все равно, сухие они или мокрые.
Тела подвергались кормлению и вытиранию, их поднимали и привязывали к креслам, потом отвязывали и укладывали в постель. Тела вдыхали кислород, выдыхали углекислый газ и продолжали участвовать в окружающей жизни.
В кровати с высокими стенками скрючилась старушка — упакованная в памперс, смуглая, как орех, с тремя пучочками волос, похожих на пух одуванчика. Она издавала долгие дребезжащие звуки.
— Добрый вечер, бабушка, — произнесла нянька. — Сегодня будем произносить слова по буквам. Я сейчас перешла через порог.
Она склонилась к самому уху старой женщины:
— Ну-ка, скажи по буквам: «порог».
Улыбаясь, нянька показывала десны — а улыбалась она все время; она производила впечатление хронически веселого больного с деменцией.
— Порог, — повторила старуха. Она с натугой подалась вперед, сопя, чтобы уловить слово. Розе показалось, что сейчас старуха сходит под себя. — Пэ-о-эр-о-гэ.