Ты мне (не) нужен
Шрифт:
Не могу передать, насколько это приятно. Тебе за тридцать, мужа нет и не предвидится, возможно даже отношения сойдут на нет после признания, а дети… дети будут всегда. Я почему-то уверена, что мои ребята меня поддержат даже тогда, когда придет время их отпустить, когда они женятся и у них появятся дети, а у меня внуки. Хочу верить, что воспитала мужчин, которые не забудут о матери, что бы не случилось.
Отгоняю мысли о внуках. Рано о них еще думать, я не настолько старая, вон, на съемки зовут, значит, еще ничего, несмотря на то, что уже тридцать четыре. Взрослая,
— Мам, точно все в порядке? — ко мне на кухню на этот раз выходит Олег.
Неловко улыбается. Близкими наши отношения не назовешь, особенно после того, как он несколько раз принимал сторону отца.
— Мы точно можем уехать?
Когда об этом спрашивал только Паша, я как-то даже значения не придала. Он у меня мягкий, волнительный, это в его стиле, постоянно спрашивать, не заскучаю ли я без них. Олегу это несвойственно, поэтому я смотрю на ситуацию под другим углом, внимательно изучаю лицо сына. Он смущен, растерян, почему-то отводит взгляд. Возможно, чувствует себя виноватым еще за тот случай, когда он принял сторону отца, но… почему? У него так быстро изменилось мнение? О том, что оба сына могут подозревать или даже знать о произошедшем, не хочу и думать.
— Конечно, можете, — произношу с искренней улыбкой на лице. — Я ведь не просто так купила вам путевку. Поедете, развеетесь, отвлечетесь. Вам полезно и вы давно хотели, разве нет?
— Да, — кивает Олег, но я при этом не вижу особой радости.
— Расскажешь, что не так? — прошу сына открыться. Ни на что не рассчитываю, просто спрашиваю с надеждой, что он согласится.
— Да всё нормально, мам, — утверждает упрямо. — Непривычно просто куда-то уезжать.
Я вижу, что он что-то недоговаривает, но ничего не могу сделать. Заставлять ребят говорить точно не получится. Я отпускаю Олега. Хватаю телефон, намереваясь позвонить Славе и спросить, не видели ли ребята всего случившегося, но вовремя себя останавливаю. Не стоит у него ничего спрашивать. И звонить тоже. Не хватает еще трепать себе нервы.
Убедила себя непонятно в чем, поэтому завариваю теплый чай и пытаюсь успокоиться. Завтра ребята уезжают. Я проведу их на поезд, а там их встретят и заберут в лагерь. Ближе к десяти звонит Рома и просит спуститься. Сердце заходится ходуном, я быстро подхожу к окну, смотрю вниз. Стоит с красивым пакетом в руках спиной к подъезду. Смотрит куда-то по другую сторону дома.
Я быстро отлипаю от окна, к которому буквально приклеилась в попытке разглядеть его черты сквозь разделяющее расстояние, и направляюсь к выходу. Кричу парням, что приду через пару минут и сбегаю по ступенькам вниз, один этаж, второй, третий… наконец, последний. Можно было воспользоваться лифтом, но я вспоминаю об этом лишь когда поток холодного воздуха летит мне в лицо.
— Привет, — поспешно произношу, оказавшись рядом с Ромой.
Он мгновенно оборачивается, улыбается, от чего на щеках появляются ямочки. Смотрит на меня довольно, изучает взглядом, проходится по скулам, подбородку, спускается ниже и снова возвращается к глазам.
— Привет, —
Он заключает меня в свои медвежьи объятия. Я против него маленькая, едва заметная, хотя и ростом почти такая же. Хрупкая, худенькая, а он широкий и сильный, с накаченной грудью и бицепсами.
— Задушишь, — смеюсь я, пытаясь освободиться.
— Прости, правда соскучился, — шепчет, проводит носом по моей скуле, целует в висок, в щеку, касается губами уха и только потом отстраняется, чуть ослабляя захват. Видно, что скучал.
— Вижу, — я улыбаюсь, а сама посматриваю на пакет в его руке.
— Это тебе, — спохватывается Рома, протягивает упаковку мне, но тут же оттягивает ее обратно, не давая возможности взять. — Откроешь наедине дома, ладно?
Мне становится любопытно, что там. Хочу открыть прямо сейчас, заглянуть в этот красивый голубой пакетик, аккуратно задеть пальцами шнурки и извлечь оттуда мой сюрприз. Останавливает лишь его требовательный взгляд и крепкая хватка, которая говорит “Не отдам, если не пообещаешь сделать так, как прошу”. И ведь правда не отдаст. Будет держать до последнего, лишь бы было по его.
— Мне придется сразу же идти домой, — предупреждаю.
— Почему это? — изображает искреннее удивление, а у самого глаза горят лукавым огнем.
— Любопытство берет верх, Сергеев! — в шутку называю его по фамилии.
— Пойдешь потом.
Он разжимает пальцы и позволяет мне взять пакетик, ухватить пальцами переплетенные веревочки ручки и крепко сжать их в руках. В голове тут же отпечатывается мысль о том, что подарок легкий, почти невесомый. Соломы он туда напихал, что ли? Становится смешно от предположений, так что я не удерживаюсь и хихикаю. Чувствую себя дурочкой. Взрослая ведь, не двадцать давно, а стою под подъездом с мужчиной и хихикаю.
Могу пригласить его в дом, предложить чай или кофе. Нам ведь можно не скрываться от ребят, соседей, да и Аньке давно пора рассказать о Роме, они пару раз пересекались, но я как-то уводила тему. Не хочется ее тревожить своим счастьем, хотя увидела бы она меня сейчас — наверняка не удалось бы убежать от расспросов. Я чувствую, как вся свечусь счастьем, излучаю его каждой клеточкой, кожей, взглядом, губами, которые, не удержавшись, облизываю. Соблазняю его, черт возьми!
— Иди сюда! — Рома притягивает меня к себе рывком, утыкается носом в ключицу, целует влажными губами, отчего кожа покрывается мурашками.
Я обнимаю его за плечи, хватаюсь, обеими руками, крепко при этом удерживая пакетик. Он висит на его плечах, удерживаемый моими пальцами. Одинокий и забытый, потому что у тех, кто его за сегодня потрогал, есть более важные дела.
Мы заняты друг другом. Рома меня целует, ласкает мое тело ладонями, проникает под домашнюю футболку, которую я не успела сменить. Всеми своими конечностями дает понять, что соскучился. А еще пускает в ход тяжелую артиллерию — губы. Оставляет поцелуи у меня на шее, на щеках, обязательно обеих, чтобы не обделить ни одну из них, ласкает языком мочки уха, вызывая дрожь во всем теле.