Ты мне только пиши
Шрифт:
Кожамкулов и Хамраев перетащили Стасика в маленькую комнатку Робии Абдурахмановны, раздели его и уложили на высокую кровать. Было решено, что Волков тоже останется ночевать у Хамраева. Они только проводят Гервасия Васильевича домой и вернутся. А уже завтра будут думать, что делать дальше...
Все стояли в передней. Кожамкуловы
– Пошли?
– спросил Хамраев и открыл входную дверь.
– Сейчас, - сказал Волков.
– Я догоню вас. Только гляну, как там Стас.
Он прошел в маленькую комнатку. Оберегая в темноте левую руку, Волков на что-то наткнулся и уронил стул. Тут же, у дверного косяка, Волков нащупал выключатель и зажег свет. Он поднял стул, повесил на его спинку брюки Стасика и только хотел выйти из комнаты, как Стасик поднял сонную голову от подушки и сказал:
– Это ты, Дим?
– Я, - ответил Волков.
– Спи.
Стасик почмокал губами и пьяненько забормотал:
– Знаешь, я тебе забыл сказать...
– Завтра скажешь. Спи.- И Волков потянулся к выключателю.
– Меня Мила Болдырева провожала...
– Что?..
– Волков резко повернулся к Стасику.
– Она сказала, что будет ждать тебя в Москве... Я тебе завтра все расскажу...
Волков подскочил к Стасику и затряс его:
– Стас! Проснись! Стас!.. Да Стасик же!.. Проснись сейчас же!
Стасик открыл испуганные глаза и приподнялся на локте.
– Ты чего, Дим?..
– Говори...
– хрипло сказал Волков.
– Что она еще сказала?
– Ничего, - Стасик зевнул и закрыл глаза.
– Сказала, что ждет тебя в Москве. Она месяца два как с Игорем разошлась. Об этом все знают... Я ей уже во Внукове говорю: "Людмила Федоровна, вы ему напишите что-нибудь..." - а она говорит: "Не нужно. Ты ему передай только... Он все сам поймет..."
Утро
До вылета оставалось десять минут.
Стасик был уже в самолете. Он метался в овале самолетной двери и, высовываясь из-за плеча бортпроводницы, что-то весело кричал Хамраеву и Кожамкулову.
Гервасий Васильевич и Волков стояли внизу, у первой ступеньки трапа.
– Я тебе там все написал, - говорил Гервасий Васильевич.
– Постарайся сразу попасть к Харлампиеву или Бродскому. Это прекрасные травматологи... Ты записал телефон Бродского?
– Записал...
– А к Харлампиеву прямо в клинику... Сядешь на метро, доедешь до Калужской, или как там она сейчас называется, пройдешь прямо и повернешь направо... Тебе любой покажет.
– Не нужно все это, Гервасий Васильевич...
– глухо проговорил Волков, пряча лицо от ветра.
– Я вернусь. Я обязательно вернусь...
– Хорошо, хорошо...
– торопливо перебил его Гервасий Васильевич.
– И сам шевели пальцами почаще... Начинай потихоньку разрабатывать кисть. Достань кусок резиновой губки и сжимай ее...
– Я вернусь, - упрямо повторил Волков. Он обнял Гервасия Васильевича одной рукой и прижался лицом к его щеке.
– Я, может быть, не один вернусь...
И тогда Гервасий Васильевич подумал о том, что он слишком стар для того, чтобы так долго себя сдерживать, - подбородок у него затрясся, и он почувствовал себя точно так же, как и много лет тому назад, когда на перроне Казанского вокзала провожал своего сына в Среднюю Азию.
– Ты мне только пиши!
– прошептал Гервасий Васильевич.
– Только пиши...
Он, кажется, даже сказал то же самое. И в этом не было ничего удивительного...