Ты моя, Эмилия
Шрифт:
– Полностью поддерживаю идею мисс Эми, - внезапно раздается чуть хрипловатый голос брата короля.
– Мастер Амадеус, вы и так уже много чего сделали.
Аптекарь еще пару минут нерешительно мнется посреди зала. Но, одержав неожиданную поддержку в лице не только Колчестера, а и остальных участников отряда, я добиваюсь своего, и дядюшка отправляется домой.
– Ну что ж, - поворачиваюсь к своим пациентам, когда за аптекарем закрывается дверь.
– Давайте лечится. Льюк, ты первый. Остальные в порядке очереди по степени тяжести травм. А вы?
– мой взгляд останавливается на герцоге.
– А я останусь.
«Шо? Опять?!» - хочется крикнуть мне, как в любимом мультике. Но перечить его светлости, естественно, не осмеливаюсь да и времени нет пререкаться. Моей помощи ждут четверо нахохлившихся вояк, сидящих рядком на лавке, как воробьи на жердочке. Поэтому делаю невозмутимое лицо и уволакиваю, еще более побледневшего за эти несколько секунд, Льюка в подсобку. Эх, мужики. На лыкасов идти не боятся, а, как рану обработать и перевязать, так чуть ли не в обморок хлопаются.
– Раздевайся!
– строго бросаю по дороге пациенту и слышу за спиной, как дружно крякнули-гыкнули его коллеги. Пошляки!
Уши у Льюка мигом краснеют и начинают по цвету напоминать перезрелый помидор.
– Льюк, снимай куртку!
– хмурюсь.
– Я не лыкас, кусать тебя не собираюсь.
– А меня можно и укусить, - слышится из зала, но не настолько громко, чтоб я различила кто это там такой остроумный.
У мужчины раны глубокие, пересекающие правую часть грудной клетки четырьмя кровоточащими полосами. На одну из них точно нужно будет накладывать швы, остальные, хоть и выглядят жутко, но, когда я смываю кровь, оказываются не такими уж страшными. Больше, слава Богу, собака ничего не задела. Да и царапины эти, как я поняла из объяснений, появились только потому, что Льюк пренебрег правилами и расстегнул защитную одежду. Хорошо, хоть локоть, защищенный налокотником и твердой кожей куртки, подставил под зубы больному животному.
Рукав формы выглядит плачевно, но зато не прокушен насквозь, а Льюк не заразился. Эту одежду выдали всем нашим стражникам после случая с Дженсеном, но… Почему не сделали этого раньше? Почему только смерть человека подвигла сильных мира сего задуматься о безопасности простых людей? Это жутко несправедливо.
В отчаянье трясу головой, отгоняя ненужные мысли. Дженсена не вернуть, а у меня четверо живых пациентов, которым нужна помощь. Быстро беру себя в руки и принимаюсь за дело.
После Льюка по очереди заходят Сэм, потом Вик, а за ним Бишоп. Их травмы менее серьезные и долгой обработки не требуют. Парочка ссадин, гематом, царапин. У Бишопа еще фонарь под глазом. Ничего страшного и трудно заживающего.
Как могу, растягиваю всю обработку, в наивной надежде, что герцогу надоест, и он уберется восвояси, а я спокойно пойду домой сама. Еще не хватало, чтоб он снова начал меня расспрашивать о моей малой родине.
К сожалению, опыт не пропьешь, и я довольно-таки быстро управляюсь с привычными манипуляциями. Отпускаю последнего пациента на свободу и, напоследок вручив всем по пузырьку заживляющей мази, строго-настрого приказываю ежедневно обрабатывать ею раны. А Льюку так вообще прийти ко мне на перевязку.
Грозные вояки кивают, напоминая мне примерных школьников перед строгой учительницей, и шумной гурьбой вываливаются из аптеки, похлопывая несчастного товарища по плечу и подначивая насчет завтрашнего свидания со мной, бинтами и бутылочкой йода. Мужчины!
Дверь с оглушающим стуком захлопывается. А может он мне просто кажется таким, ибо заставляет понять, что оттягивать неизбежное некуда, и пора бы уже взглянуть на Дориана, а не старательно отводить глаза, делая вид, что его тут нет.
– Мисс Эми, - первым нарушает тишину Колчестер.
– То, что вы сейчас увидите, настоятельно прошу хранить в тайне ото всех.
Его глаза лихорадочно блестят, а бледный лоб покрывают бисеринки пота. Только сейчас я замечаю, какие глубокие у него тени под глазами, какими впалыми кажутся щеки и насколько посеревшей кожа. С ним явно что-то не то.
Мужчина, доселе стоявший, сложив руги на груди и опершись спиной о стену, отрывается от нее и, слегка покачиваясь, делает шаг. Я быстро подбегаю к нему и закидываю его руку себе на плечо с намерением помочь дойти до подсобки. Но герцог лишь на секунду принимает мою помощь, затем отстраняется и из последних сил, держа спину прямо, шествует в нашу смотровую. А там уже, слегка поморщившись, опускается на кушетку. Тоже мне, нашел, когда выпендриваться!
Принимаюсь стягивать с него куртку и рубашку. И хоть вначале он пытается сопротивляться, желая это сделать самостоятельно, но я быстро пресекаю такой бунт, тем более, что силы у Дориана явно на исходе. И не удивительно, ибо рукав белой сорочки насквозь пропитан кровью, которую на темной коже куртки не было видно, к тому же именно эту руку наш герой старательно все время прятал.
Видя подобную картину, не церемонюсь с одеждой, а попросту разрезаю рубашку и живо освобождаю пациента от мешающей мне ткани. Делаю все быстро и сосредоточенно, молясь про себя, чтоб не была задета плечевая артерия, ибо кровь мне кажется слишком уж яркой. С облегчением замечаю, что рука в верхней части перетянута жгутом, а кровь все-таки венозная, яркой она мне, видимо, показалась с перепугу.
Тщательно ее смываю губкой и теплой кипяченой водой. Да только по мере очищения кожи во мне начинает зарождаться паника, ибо хоть я и боюсь в это поверить, но очевидное отрицать не могу. На смуглом, перевитом венами плече четко видно след от укуса.
Глава 15
– Ваша светлость?
– в отчаянии поднимаю голову и вглядываюсь в его лицо. Герцог сидит, откинувшись на спинку стула и устало прикрыв глаза. Черные ресницы бросают темные тени на заросшие щетиной щеки, а бескровные губы плотно сжаты в одну линию. В первую секунду мне даже кажется, что он потерял сознание, но, спустя несколько мгновений, веки, слабо задрожав, приоткрываются, и на меня уже вполне осмысленно смотрят жуткие желтые глаза.
– Вы помните?..
– с нажимом произносит мужчина.
– Никому ни слова…
– Помню, помню, - растерянно хмурю брови. На языке вертится единственный очевидный в такой ситуации вопрос, который я так и не осмеливаюсь озвучить, в то же время руки выполняют привычные действия, несмотря на сжимающееся от сочувствия сердце и выступившие слезы, который я раз за разом смаргиваю.
С герцогом приходится возиться намного дольше, чем с его предшественниками и, когда я заканчиваю, спину просто ломит от усталости, а в глаза, словно кто-то насыпал песок.