Ты - моя ошибка
Шрифт:
Через десять минут я вышла с сумкой в коридор. Поставила ее на пол и опустилась на корточки. Начала надевать обувь, но из-за того, что пальцы тряслись, никак не могла попасть шнуровкой в нужный крючок.
– Ульяна, - его голос, как прострел, как самая горящая и обжигающая пуля ударил в легкие, и я резко подняла голову. Посмотрела испуганными глазами в его покрытые, коркой льда, глаза. Он не поднялся со стула, так и сидел на нем, разглядывая меня в дверном проеме. Нас разделяло приличное расстояние, но мы отчетливо видели и ощущали друг друга.
Должна ли я была подойти к Никите? Сделать очередной шаг первой? Хотел ли он этого? Не
– Ключи… - хриплым, едва слышным, и каким-то уж больно неуверенным голосом произнес Новиков. Он никогда так не говорил, это совсем не было похоже на него. – Оставь на полке.
Руки у меня упали безжизненными палками к ногам. Я вдруг потерялась в собственных мыслях. Знала только одно – хочу уйти отсюда. Откуда-то взялась сила, куда-то пропали слезы. Я резко поднялась, накинула куртку, и вытащив из кармана ключ, положила его на тумбу.
Затем схватила сумку, и сделала шаг к дверям. Кажется, сердце остановилось. Я не слышала ударов, я ничего не слышала. В один миг будто оглохла. На автомате дернула ручку, переступила порог квартиры и захлопнула за собой дверь.
Это был конец. Это было его решение. Это был просто секс.
Глава 39 – Никита
Комната.
Слишком тихая, слишком темная.
Фотография в рамке. Как я мог не заметить ее? Как мог случайно задеть?
Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. В квартире стало тихо. В квартире больше нет никаких звуков. Только что хлопнула дверь. Ульяна ушла. Как смешно звучат ее слова, какая странная реакция.
Проклятая фотография. Проклятая рамка. Почему я постоянно наступаю на один и те же грабли.
Делаю опять вдох. Воспоминания врываются яркими красками из детства. Мне десять. Я уже не жду счастья и любви от отца, хотя может, и жду, просто ложь помогает не утонуть в собственном отчаянии. Завтра родительское собрание. Нужно сказать папе, мне хочется, чтобы он обязательно сходил, чтобы посмотрел, как ведут себя другие отцы.
Пробегаю вдоль длинного коридора, оставляя позади голые стены и волшебный дворец, в котором так много дорогих картин, посуды и мебели. Здесь живет роскошь. Здесь не живут люди. А еще ночами по темным углам скитается маленькое приведение в поисках очередной жертвы – меня. Оно обещает назвать свое имя, и каждый раз протягивает руку, но я старательно прячусь под одеялом. И нет, не в страхе дело. Далеко не в нем.
Стучу в дубовую дверь, крепко сжимаю пальцы в кулак, впиваясь ногтями в кожу ладони. Никто не открывает, тогда решаю войти без приглашения. Оглядываю комнату. Большую. Светлую. Полную книжных полок, дорогих шкафов, прикрытых прозрачным стеклом. А в этом кожаном кресле обычно сидит отец. Склоняется над бумагами, разглядывая их на письменном столе.
Прохожу вглубь и не замечаю предметов на этом самом столе. Кручу головой, задаваясь вопросом, почему папа бывает в кабинете чаще, чем у меня в комнате. Хотя кого я обманываю, в мою комнату он никогда не заходит. Даже когда туда заглядывает приведение. Моему родителю нет дела до собственного ребенка, это нормально. В хрустальном замке из розовых грез не существует семьи и любви. Здесь живут два незнакомых человека и одно приведение.
Вздыхаю, стоя возле стола. А потом резко поворачиваюсь
Капли крови на полу, на стеклышках. Острых. Маленьких. Красивых. Мне больно, но я продолжаю с открытым ртом рассматривать снимок. От улыбки этой девушки на душе становится тепло, будто меня кто-то гладит по голове, будто обнимают, держит за руку. С глаз медленно начинают скатываться слезы, а к горлу подкатывается тугой ком. Потому что, черт возьми, я не знаю, что значит эти три простых действия.
Очередная вспышка. Моя ладонь больше не истекает кровью, я смотрю на нее и до сих пор ощущаю тепло. Открываю глаза, оглядываю пустую кухню. Снова смотрю на ладонь и снова образ - тот день возле озера.
Мне всегда хотелось, чтобы кто-то вот так взял за руку.
Поднимаюсь со стула, и подхожу к окну, открываю его и смотрю в след единственному человеку, которого почему-то подпустил слишком близко.
Если бы не эта фотография…
Какого черта, отец до сих пор хранил ее? Тогда, в детстве, он ничего не сказал, молча выставил меня за дверь. Но по его лицу я все понял. А еще пропал смысл избегать приведения. Мы, наконец, познакомились. У этого существа было странное имя. Его звали Одиночество. Оно дружило со мной и с отцом. Оно никогда не пыталось сделать нас ближе. Ведь я тот – кто все портит.
Зачем поехал домой? Подумаешь, напился старик, и стало плохо. Его слова, сказанные, вчера вечером, так и стоят в ушах.
– Не смей прикасаться к этой фотографии! – Отец выскочил в халате, держась за сердце. Он тяжело дышал, его рот не закрывался, потому что кислород плохо поступал в легкие. Мне просто нужно было найти, проклятые таблетки, в ящике. Ну, кто ж знал, что вместо пилюль, я найду там фотографию с мамой. Ту фотографию.
– Возвращайся в комнату, ты еле стоишь на…
– Убери свои грязные руки от этой фотографии! – орал не своим голосом папа. Кажется, я никогда не научусь адекватно реагировать на его выходки. Мой взгляд скользнул к маминой улыбке, и горло обвили иглы.
– Эй, мам, - произнес я, не отдавая отчет тому, что говорю. – Почему ты выбрала меня? Ты ошиблась? Я – твоя ошибка?
– Проваливай! – отец выхватил фото, стрельнув в меня пронзительным стальным взглядом. Его губы дрожали от злости, а я вдруг ощутил себя ничтожной птицей, которая бьется об стекла, которая по тупости думает, будто вокруг нет стекла. Я тоже бился: всю свою жизнь в попытке выбраться из хрустального замка. Из воспоминаний. Из детства.
Я развернулся, опустил голову и пошел к дверям. Вены наливались от бессилия и злости. Но это была не ненависть к отцу. Я ненавидел себя. Я ничего не мог поделать, ощущал себя убийцей, разрушителем чужой судьбы. Наглым вором. Мама была прекрасна. Она так улыбалась. Она могла бы увидеть целый мир и совершить миллион шагов. Вырастить сотни цветов, а может и посадить огромное дерево. Но все это разрушилось в считанные секунды, когда появился я.