Ты - наша
Шрифт:
Его скольжение внутрь ощущается нежным.
И очень-очень твердым.
Я закидываю руки за голову, наслаждаясь тем, что происходит, мягкими откатами после полученного удовольствия, такими же мягкими наплывами от сладкого, длинного вторжения Лиса, и ладони тут же попадают в плен тяжелых грубых лап.
Открываю глаза и вижу, что Камень лежит рядом и смотрит в мое лицо. И на дне его зрачков разгорвается голодный, жуткий огонь.
Язычники иногда жгли жриц на кострах… Приносили их в жертву богине.
Меня тоже сожгут.
—
Камень смотрит только мне в глаза.
Только туда.
Меня начинает топить таким знакомым, самым сладким в мире пожарищем, безвольно раскрываю губы, выпрашивая без слов помощь.
И Камень помогает.
Наклоняется и снова целует.
Его язык, жесткий и напористый, сладко вылизывает меня, запуская импульсы такого необходимого сейчас наслаждения по телу.
Я снова лечу в страсферу.
И думаю, что сгорать в жертвенном огне не страшно.
Особенно, если ты не одна.
67
— А это всегда так? — шепчу я, задумчиво водя пальцем по рисункам на груди Лиса. Они такие затейливые, сразу и не разберешься в этом лабиринте. Цветы, геометрия, потом что-то с буквами, кажется, арабская вязь. Часть тату уходит на шею, закрывая полностью кадык и перекидываясь назад, к затылку.
Лис отслеживает мой чисто эстетический интерес, щурится от удовольствия.
— Что именно, малыш? — хрипит он ласково, и глаза его, обычно хитрые и жадные, сейчас сыто и спокойно поблескивают.
— Ну… Вот это… — мне не хватает запаса слов, чтоб обозначить то, что хочу сказать. Как-то раньше такие темы обсуждать даже в голову не приходило. Стыдно же! И грех! Но сейчас, после того, что произошло в этой комнате, после того, что они со мной делали вдвоем, как-то глупо стыдиться. А насчет греха… Ну что теперь? Значит, грех. Я уже столько всего сотворила с тех пор, как от родителей съехала, что смысла переживать по поводу новых прегрешений нет.
Надо получать удовольствие, ха-ха…
— Секс? — еще более низко и интимно хрипит Лис, и я вижу, как широченная спина Лешки, молча курящего у окна, чуть вздрагивает.
Словно само слово доставляет странное, будоражащее удовольствие, отзвуки которого все еще гуляют здесь, в этой красивой безликой комнате.
— Да, — признаюсь я, вздыхаю, пальцы замирают где-то в центре груди Лиса. Он тут же их ловит и тянет к себе, мягко и нежно целует каждый пальчик.
Завороженно наблюдаю, как приоткрываются его губы, аккуратно захватывают подушечку пальца, острый шершавый язык трогает лишь кончиком кожи… А меня словно микротоки прошибают от каждого касания.
Щекотно и сладко.
— Это обычно еще круче, малыш, — шепчет Лис, а Камень поворачивается, не глядя, тушит
Мне безумно хочется добиться от него… чего-то. Какой-то реакции.
Мне мало Лиса и его сладкого будоражащего касания. Мне надо, чтоб и Камень тоже… Участвовал.
Едва успеваю осознать всю запредельную развратность моего эгоистического желания, и, кажется, успеваю еще ужаснуться этому, когда Камень, в два широких шага преодолев расстояние от окна до кровати, просто подхватывает меня под мышки, стаскивая с Лиса и поднимая на руки.
И принимается целовать, жадно и грубо, урча, словно большой вбудораженный котяра. Губы, скулы, шея, плечи, рывок еще вверх — и грудь, с причмокиванием, таким развратным и сладким, что я только ахаю на каждую смелую безумную ласку и невольно подставляю себя, выпрашивая больше, больше, больше!
Никто никогда не целовал меня, не гладил, не ласкал так, как эти двое безумных горячих парней!
Никто не держал так, не смотрел, не трогал!
Это что-то новое для меня, запредельно острое и настолько нужное, что сейчас и непонятно, как я раньше без такого жила? Не зная, что может быть так? Вот так?
Позади матерится Лис, что-то высказывая торопыге-Камню, который сам говорил подождать, и сам же теперь лап разомкнуть не может…
Он все это бормочет, призывая Лешку дать мне хоть немного отдыха, пожалеть “малышку”, а сам… А сам уже гладит, сладко, нежно нацеловывая сзади, щекотные местечки у ступней, выше по икрам, сгибы коленей, бедра. Выше.
— Малыш… — сладко выдыхает он и кусает меня прямо за ягодицу.
Лешка в этот самый момент добирается снова до губ, теперь уже не поверхностно, а глубоко целуя, и свое возмущение вероломным укусом Лиса мне не удается высказать.
Только взвизгнуть и пугливо поджать ноги.
— Дай ее… Дай мне сейчас… — в голосе Лиса столько мольбы, что Камень склоняется вперед, разрывая поцелуй, и отпускает меня в руки Лиса.
Тот, счастливо выдохнув, тут же сграбастывает, так же несдержанно кусает теперь уже в плечо, а затем чуть отклоняется назад, возится с упаковкой презерватива… И через мгновение я ощущаю, как в меня входит его напряженный, жесткий член.
Прямо не меняя положения. Сзади. Придерживая за бедра, чтоб не соскользнула.
Мои руки все еще в ладонях Камня, он не сводит с меня внимательного, поплывшего от вожделения взгляда, ловит самые крохотные изменения в моих глазах и дуреет от этого все сильнее и сильнее.
Меня распирает изнутри, горячо и больновато, но невероятно правильно и блаженно. Лис перехватывает поудобней поперек талии и легко ставит меня на колени, заставляя податься вперед еще больше. Прямо в руки Камня.
Тот подерживает, не отводя безумного взгляда от моих, наверняка, широко раскрытых в испуге и желании глаз. Ему явно нравится то, что он видит.