Ты - наша
Шрифт:
— Не надо так смотреть, маленькая, — шепчет он, — у меня дикое желание поставить тебя сейчас на колени… Понимаешь?
— Сука… — шипит Лис, — нахуя сказал? Я это прямо вживую представил! Малыш… Встанешь? А? Тебе понравилось сосать ему? Мне пососешь?
Я жмурюсь, ощущая, как стыд и страх приливают к щекам. Я не готова! Не готова еще! И не скажу ни за что, что мне… Понравилось. Не скажу! Это чересчур!
Камень, услышав воспрос Лиса, скрипит зубами и матерится настолько грязно и затейливо, что это даже на мат не похоже. Словно какой-то
И столько страсти, столько плотского, грубого, чисто мужского желания в его тоне, в их взглядах, что мне становится страшно. Снова.
Они делали со мной все, что только могут опытные горячие парни сделать с девушкой. Они играли со мной в такие игры, названия которым я не знала никогда, да и не узнала бы… Если б не встреча с ними.
Но это все было в моменте. Страсть, безумие, которое они зажигали в моей крови, в моей голове, позволяли легко относиться к ситуации. Хотя, нет, не легко, но… Но хотя бы эту ситуацию принимать. И себя в ней.
А вот то, что они хотят сейчас, это… Это очень грязно. Это очень пошло. И грубо. И я боюсь! Они не причинят вреда, я уже знаю, но… Но пока не могу, не готова я к такому! И без того все чересчур, а тут… Тут просто чересчур-чересчур!
И я отчетливо понимаю, что они сейчас, возбужденные и грубые, могут просто не обратить внимание на мое нежелание и искренний страх. Могут просто… заставить. Зацеловать, затискать опять, но уже с вполне конкретными намерениями принудить меня сделать то, от чего сейчас срывает у них башни. То, что так хочется им.
И тогда наша полуигра-полуморок превратится в реальность. Ту самую, про которую Тошка говорил, неприглядную и грязную.
Я сжимаю губы, глядя в глаза Камня, все еще держащего меня за подбородок. Не моргаю.
И он, как всегда, понимает меня с полувзгляда.
— Отъебись от нее, больной урод, — рычит он Лису, а в следующее мгновение подхватывает меня на руки, обнимает, запеленывая собой, укрывая от всего мира. И только теперь я понимаю, насколько мне, оказывается, было холодно! Дрожу, цепляясь за его плечи, и почему-то плачу.
Камень несет меня обратно в кровать, а Лис идет следом, бормоча расстроенно:
— Малыш… Малыш, ну прости… Я просто… Башню рвет же, малыш… Прости меня, прости! Я не хотел расстроить! Я… Я извинюсь, слышишь? Извинюсь… Сейчас…
Камень ничего не говорит, просто кладет меня на кровать и целует, сразу глубоко, словно погружая под воду в одно мгновение.
Я все еще держусь за его шею, как за спасательный круг, когда ощущаю, как Лис тоже целует меня! И так же глубоко, как и Камень! Но внизу.
От невероятной остроты ощущений меня выгибает в пояснице, бедра трясутся, руки трясутся, а в голове только одна мысль бьется такой же трясущейся глупой птичкой…
Они умеют извиняться… О-о-о-о… Как они умеют извиняться…
Я вырубаюсь через час, затисканная, заласканная, зацелованная до полуобморока, в который счастливо и проваливаюсь. С двух сторон меня зажимают горячие
Перед тем, как упасть в бездну сна без сновидений, в голове моей непроизвольно появляется картинка того, как я стою перед ними на коленях… И почему-то теперь меня эта картинка не пугает… Вообще… Хорошо извинились парни.
Вот только на вопрос так и не ответили…
Будит меня яркий свет, заливающий всю комнату, и грубый мужской голос, с явным облегчением выдыхающий:
— Генька, блять… Ну слава яйцам, ты не пидор…
69
В панике таращусь на человека, который так грубо нас разбудил, потом, спохватившись, пытаюсь спрятаться под простынь, благо, до бедер я все-таки ею прикрыта. А сверху ничего не видать из-за волос, хоть где-то от их массы неконтролируемой польза!
Камень, на груди которого я до этого безмятежно спала, рычит злобно, мгновенно садясь и группируясь. Тяжелой лапой передвигает меня себе за спину.
Лис, от звуков голоса подскочивший на кровати не меньше, чем на метр вверх, с матом падает обратно на матрас, бросает на меня острый взгляд, словно проверяя, надежно ли я спрятана за спиной Лешки, и только потом зло цедит сквозь зубы:
— Какого хера ты тут делаешь?
Мужчина, не без интереса пронаблюдавший за нашими “шашечками” кроватными, делает шаг вперед, выщелкивает из пачки сигарету, закуривает, выдыхает, спокойно и неторопливо рассматривая нашу троицу:
— Ну а ты чем думал, когда тут групповушку устраивал? Это отель дяди Славы.
— Не знал, — Лис отводит взгляд от злобного обещающего оскала Камня, сходу определившего крайнего и самого виноватого в ошибке, а я, отфыркнув волосы с лица и посильнее замотавшись в простынь, аккурано выглядываю из-за широченного плеча Лешки.
Смотрю на вошедшего.
И понимаю, что кровь — не вода, в случае Лисиных — определенно.
Мужчина, стоящий напротив, высокий, крепкий, но не мощный, чуть покрупнее Игната. Ему идут строгий костюм, стильная стрижка, аккуратная борода. Брутальный, серьезный такой. Как-то вообще непонятно, откуда у такого респектабельного господина такое жуткое прозвище “Бешеный Лис”. А то, что это — именно он, отец Игната — видно без теста днк. Одно лицо, только чуть посерьезней. Потяжелей.
Странно, я его как-то по-другому представляла, составив свое впечатление после услышанного разговора парней. Таким… Более грубым, что ли? Бандитом в кожаной куртке из девяностых.
А он…
Тут отец Игната, наконец, смотрит на меня, и я мгновенно понимаю, почему у него такая кличка.
Потому что лишь взгляд выдает, что за шкурой респектабельного солидного бизнесмена прячется нечто совершенно отмороженное, безумное, не знающее никаких границ и рамок. И без тормозов. Боже, этому человеку надо носить очки с затемнением! Нельзя же настолько откровенно палиться и пугать людей!