Ты не коснись моей руки
Шрифт:
Обычным людям такое непонятно. Мой отец поддерживал мать, не гнушался её даже тогда, когда от химиотерапии она стала похожа на пленника Бухенвальда. Но дело для него было превыше всего.
В политику он пришёл из армейских будней. Не сразу, конечно, но пришёл, потому что знал, что теперь будет приносить пользу стране, пусть и небольшую, но приносить, здесь.
Офицерский долг. Честь. Совесть. Эти понятия не были для него пустым звуком.
Сам пропадай, а товарища выручай.
– Ты
– Нет, потому что она больше, чем жена, она мой боевой товарищ. Я бы скорее отрубил себе мужское достоинство, если бы вдруг у меня возникла такая мысль. Я не животное, чтобы идти на поводу инстинктов. Твоя мама это знала. И ты, надеюсь, хорошо усвоила правила.
Он был прав. Мама знала, и меня они воспитали в том же духе: терпи, если не можешь взбрыкнуть, но не потому что терпила, а если того требуют интересы семьи. Они всегда на первом месте.
В девичестве я возмущалась тем фактом, что под интересами семьи мама понимала интересы отца.
– Он делает всё для нас с тобой, – говорила мама таким тоном, что возражать ей не хотелось. Хотя я честно пыталась.
А потом мы переехали в Москву и благодаря связям маминых родственников отец неплохо устроился сначала помощником известного депутата, а потом вступил в одну их влиятельных партий и прошёл от неё как кандидат.
И вот к чему это меня привело : стою и замазываю синяк на скуле тональным кремом. Сама виновата, сказала бы мама, слишком показываешь гонор. Жена не должна играть партию первой скрипки.
Я могла бы сейчас рассказать отцу о том, что Женя поднял на меня руку, но понимала, что это надо сделать позже.
Сейчас денежная поддержка семьи Шевкович важна для отца. В политику я не вникала, но раз отец просил меня не рушить пока эти отношения, я так и поступала.
– Потерпи до весны, я разберусь и дам тебе знать, когда ты будешь вольна расквитаться с этим союзом.
Но сегодня слово за слово, и я сказала Жене, что выходить за него замуж не собираюсь.
– Да кому ты будешь нужна, бесплодная! – зарядил он в ответ. – Я, может, вообще с тобой из жалости и из уважения к твоей семье!
– Тогда свободен! Пошёл вон!
Женя наступил на мою больную мозоль. Последствия аборта в девятнадцать, когда я решила, что не хочу иметь ребёнка от того, кто предал моего отца, давали о себе знать постоянным метритом. Воспалением матки. Врачи говорили, что шансов стать матерью у меня мало, но я до поры до времени и не сокрушалась по этому поводу.
Не хотелось рожать ребёнка, особенно девочку, которая также включится в круг долга. Рано или поздно ей тоже придётся следовать интересам нашей семьи.
Вот и сейчас я поссорилась с Шевковичем,
Но это будет завтра. А сегодня, спустя несколько дней после моего двадцатипятилетия, я позволю себе быть такой, какой хочу.
От стука в дверь я вздрогнула. Бросила мельком на себя взгляд в зеркало: белое платье сидело как влитое. Этот цвет шёл к лицу и не превращал меня в белую моль, несмотря на общепринятое мнение, что блондинкам надо одеваться ярче.
– Входите!
Я попыталась улыбнуться, но губы предательски дрожали.
– Не помешал? – спросил Михаил, осторожно прикрыв дверь.
Он всегда был деликатен, по-особому щепетилен со мной. А я понимала, что это потому, что я дочь его покровителя. И только.
– Нет, я хотела тебя видеть. Ты изменился с тех пор, как мы встречались в последний раз, – произнесла я, чувствуя, как подгибаются колени.
– Ты тоже, стала ещё красивее. У меня для тебя подарок.
Михаил протянул синюю бархатную коробочку, в которых обычно дарят цепочки или колье.
– Не стоило, право. Это слишком дорого.
– Ты же даже не посмотрела! Я выбирал это только для тебя. Твоя семья сделала для меня и брата несравненно больше, это я в вечном долгу перед всеми вами.
Он сам открыл крышку, и моему взгляду предстала подвеска на тонкой цепочке из белого золота в виде голубой бабочки. Её крылья были инкрустированы сапфирами и бриллиантами.
Сама бабочка, казалось, вот-вот взмахнёт крыльями и улетит в приоткрытую на верхнее проветривание створку окна. На волю.
– Позволишь?
Я кивнула и была рада отвернуться, чтобы не выдать своего смущения.
Приподняла волосы, чтобы освободить шею и закрыла глаза в ожидании, пока его пальцы коснуться моей кожи. Меня не было почти год, я училась в США и тешила себя иллюзией, что это влечение к нему окончательно покинуло сердце. Что всё это было несерьёзно.
Пальцы холодом мазнули по коже, я чуть ощутимо вздрогнула, когда он возился с застёжкой. Не хватало дыхания, я чувствовала стеснение в груди. Хотелось крикнуть: «Не уходи», но, конечно, будет глупо.
– Вот и всё, – сказал он. – Посмотри, она подчёркивает цвет твоих глаз.
Я взглянула в зеркало и первое, что заметила: плохо замазанный синяк. Торопилась, вот и не вышло хорошо. Никогда не выходит так, как планируешь.
– Не нравится? Давай вместе сходим и поменяем на то, что выберешь.
– Нравится, – прошептала я и коснулась указательным пальцем серебристого тела бабочки. Она будет так же, как и я, прикована драгоценной цепью. И не взлетит, хотя имеет крылья.
– Марго, что с тобой?