Ты не коснись моей руки
Шрифт:
– У него семья гнилая. Прости, Марго, но я прямо скажу, если человек вышел из семьи, где не чтились определённые ценности, никакой здоровой ячейки общества, он создать не сможет. К счастью. Михаил очень умён и сам это понимает.
Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда. Тогда я смотрела на своих сверстников, но потом, как-то исподволь, научилась видеть в Михаиле то, чего недоставало остальным. Верность, следование своим принципам, способность довести начатую игру до конца.
Я слышала их с отцом беседы и споры. Михаил не предал его даже тогда, когда отца оклеветали. Многие отвернулись, а Михаил не просто поверил ему, а нашёл доказательства невиновности.
Они с отцом были чем-то похожи и одновременно разные.
Незаметно для себя я начала делиться с Мишей своими мыслями. Он всегда внимательно слушал, склонив голову набок. И никогда не подавал виду, что ему со мной скучно.
Остальные всегда это подчёркивали. Те, кого выбирал мне в кавалеры отец. Они старались затащить меня по-быстрому в постель, а когда получали отказ фыркали и пожимали плечами
«В любом клубе стоит мне показаться, найдётся девица, желающая расстегнуть мне ширинку запросто так».
– Вот туда и катись! – лишь отвечала я и потом выслушивала от отца, что упустила ещё одну выгодную партию.
– Подумаешь, нет любви! Уважать он тебя будет, это главное. Уж я позабочусь.
– Нет, папа, не будет. И ты это знаешь. Я не слишком уж красива, далеко не весела и не умею делать вид, что восхищаюсь ничтожеством.
Потом отец отправил меня учиться в США. Я была инженером и магистратуру закончила уже за океаном.
И вот вернулась. Увидела его и поняла, насколько соскучилась. По нему, не по Москве, не по местной элите, не по тому, кто уже три месяца неофициально считал себя моим женихом.
Я пыталась забыться, допустила Женю до себя и уже на следующее утро испытала тошнотворное чувство брезгливости к собственному телу. А сейчас я с удовольствием гладила себя по плечам, там, где касались руки моего любимого, и чуть ли не мурчала от радости!
Не заметив, как заснула, я очнулась от громкого звука сообщения в мессенджере.
Ещё не глядя, я уже знала, кто это.
«Привет, лапуль. Прости за всё, я просто свинья».
«С меня причитается, лапуль. За мной не заржавеет. Целую».
Я усмехнулась. Интересно, куда он собирается меня целовать? Уж не туда ли, куда вчера ударил?
Впрочем, с Шевкоского станется. Он привык чувствовать себя дамским угодником, перед которым не может устоять ни одна баба. Так и говорил: «бабы меня любят, знают за что».
Одевшись и приведя себя в порядок, я спустилась к завтраку. Отец уже заперся в кабинете и просил его не беспокоить.
Я была даже рада, что позавтракаю в одиночестве. Если вчера я думала, что смогу наступить на горло собственной песни и помирюсь с Шевковичем, то сегодня всё виделось в другом свете.
Да, я не настолько глупа и наивна, чтобы подумать, что одна-единственная ночь, проведённая с Михаилом, может что-то изменить между нами. Но она заставила меня взглянуть на себя с другой стороны.
Я не хочу видеть рядом человека чужого во всех смыслах. Даже если закрыть глаза на пощёчину, всё равно.
Чужой. Нелюбимый.
Я приняла решение. И готова его отстаивать.
Глава 3
Михаил
Первым делом с утра я позвонил Шевковичу и договорился о встрече. Этот сукин сын не вставал раньше одиннадцати, статус богатого папы позволял многое, в том числе и праздный образ жизни.
Но мне было плевать. Я приехал в его квартиру в районе Хамовников в районе десяти. Он открыл сразу, консьержка позвонила и передала то, что я ей продиктовал. Возразить не посмела.
Я поднялся по лестнице, хотел немного остыть, чтобы добиться своего и не слишком расквасить лицо бывшему Марго.
Я привык всё решать чисто, чтобы не расхлёбывать последствия. Обычно есть специальные люди, которые и помогают в таких делах.
Но здесь случай иной. Надо сделать всё самому, не вмешивая посторонних.
Шевкович пытался бузить, возмущаться, что я лезу в его отношения с невестой и нёс прочую чушь. Кулаки чесались. Со мной такое происходило нечасто.
Я аккуратно прикрыл входную дверь. Соседи могут и полицию вызвать, лишнее внимание нам ни к чему.
–Что ты себе позволяешь? Это моя…
Большего он сказать не успел. Резко развернувшись, я ударил его в челюсть. Несильно, чтобы унизить, а не сломать.
Он отлетел и стукнулся головой о дверцу встроенного шкафа. А потом удивлённо на меня уставился, как рыба, открывал и закрывал рот, не в силах поверить, что кто-то вообще мог поднять на него руку.
– Да я… – начал бы он, но получил второй удар в нос и заткнулся.
Я достал платок, вытер руку и бросил его ему в лицо:
– На, утрись. Это тебе привет от семьи Марго. Не подходи к ней ближе, чем на расстоянии пяти шагов. Понял? Думаю, да.
Я повернулся и вышел. Вот так просто, Шевкович, разумеется, не станет меня останавливать, натура трусоватая. Но стоит выйти за дверь, начнёт названивать папе-бизнесемену и скулить в трубку.
Ну и чёрт с ним! Лишь бы к Марго не подходил!
Теперь мне предстояла задача посложнее: объясниться с её отцом. Скрыть проступок Шевковича не получится, рано или поздно всё это выплывет наружу.
К Старицкому было не принято являться просто так, без звонка. Я набрал его номер для экстренной связи: