Ты не выйдешь отсюда
Шрифт:
– Что – камеры?
– Я посмотрела записи, – начала я, – почти целиком. – Я сморщилась, вспоминая, на каком моменте остановилась. – Запись идет не с начала! Где остальное? Как я решать задачку должна? Они уже выглядят напуганными, а после этого начинают убивать друг друга, значит, что-то ужасное произошло ДО этого.
– Конечно же, – посмеялся он. – Или ты думаешь, что на камерах все есть, но никто почему-то не смог решить головоломку?
Расслабившись, Дима присел на кровать и постучал рядом. Я осталась стоять.
– Но все-таки. Следствие получает записи с камер. А от них остались рожки да ножки. У них не возникло вопросов? Что, карта памяти такая маленькая, что не могла записать видео подлиннее?
– На самом деле, это хороший вопрос.
Я возмущенно сложила руки на груди
– Их же могли восстановить!
Дима покачал головой.
– Я не говорю, что они удалены, я говорю, что они уничтожены. Кто-то достал карту памяти и заменил ее другой. Установили, что карта новая, не та, что числилась на балансе, другой производитель. И памяти бы хватило надолго. Человек стоял прямо над ней. Отсек для карты снизу, это удобно. Он – или она, или они – подставил стул или стремянку, изъял карту и вставил другую. Камера автоматически продолжила писать. На новую пустую карту.
– Я не понимаю, – покачала я головой. – Это какой-то абсурд. Я же вижу, с чего начинается запись. Они все сидят в гостиной! Ну или что это у них… Холл, вестибюль – как угодно. Возле входных дверей.
Дима удовлетворенно кивнул.
– Я рад, что ты внимательно изучила все материалы.
– Подожди ты с комплиментами! – вспылила я. – Они должны были видеть того, кто поменял карты! И они все были на месте! То есть это не кто-то из них.
– Вывод напрашивается…
– Что? Ты хочешь сказать, что твой отец это сделал?
Дмитрий пожал плечами.
– Вполне мог. Или кто-то другой. Но они знали этого человека, раз на него не реагировали. Они понимали, что он делает и зачем. – Дима посмотрел на меня. До этого говорил с дверью, так как я стою сбоку и ему неудобно выворачивать голову, сидя в изножье кровати. – Слушай, Олеся. Я же тебя за этим и пригласил. – Я открыла рот, но он не дал возмутиться, ибо поправился сам: – Похитил, если ты это так видишь! Не важно. Я это к тому, что задачка не из легких, и я предупреждал. А ты теперь с наивным личиком приходишь и задаешь вопросы. «А почему не восстановили записи камер?» или «А кто поменял карту памяти?». Я же говорю: не знаю. И никто не знает. В этом-то все и дело. Иди работай дальше. Иногда в вопросе уже заключена часть ответа или хотя бы подсказка. Ты теперь знаешь, в какую сторону тебе двигаться!
Спасибо, обнадежил…
Вздыхая, я пошагала к двери. И замерла возле нее.
– Как она открывается? Силой мысли?
Дима с легкостью поднялся и нажал на кнопку на смежной стене. Я ее не видела, она почти сливалась с ней цветом.
– Ах вот оно что…
Дверь-люк отъехала в сторону, я наконец смогла покинуть логовище зверя.
18
Идя по длинному космическому коридору, я думала о человеке, заменившем карту памяти. Может ли он оказаться непричастен к тому, что произошло дальше? «Совпадение, Олеся Владимировна! – врезался мне в мозг голос Родиона Юрьевича. – Ну сколько можно вас учить!» Согласна. Не может. Тогда другой вопрос: зачем он это сделал? Какое преступление он совершил и планировал скрыть ото всех? Учитывая, что все свидетели умерли в ближайшие часы, наверно, не украл карандашик… Но уже слишком поздно, чтобы ломать над этим голову, пора спать.
Приняв водные процедуры, я повалилась на постель. На этот раз Морфей меня обнял практически сразу.
Проснувшись, я посмотрела на горящие зеленые цифры в углу. Я специально не выключала устройство из розетки, чтобы всегда знать, который час, и не бегать для этого в библиотеку. Сейчас начало одиннадцатого, если верить плееру.
Но я не торопилась вставать. Имею любопытную привычку пытаться вспоминать сон, прежде чем подниматься с кровати, иначе потом он улетит в свою страну морфейскую и поминай как звали.
Снилась мне тетя Дина. Это скорее был сон-воспоминание. Мне лет
М-да, я вот про тетю говорю, что она импульсивная, что мы в этом не похожи, а сама при этом поехала отмечать Новый год к малознакомому типу из интернета и угодила в прескверную историю. Точно ли я не импульсивная? Может, у меня с любимой тетей больше общего, чем я привыкла считать?
Я, к сожалению, не спросила, какая именно группа людей так сильно ее разочаровала. Но если сопоставить даты, это было после ее работы на ТДС в Якутии – не так далеко от острова Зуб. Возможно, тем же летом, когда и произошла эта страшная история. Или это был уже следующий год? Точно помню, что было жарко, значит, лето, а вот год… Мы гуляли в парке, и мимо меня прошел мальчик с бородавкой на щеке. И я сразу отвлеклась на него. Сказала тете: «Фу какой!» А она меня стала поддразнивать, дескать, вдруг это твой будущий супруг? Я резко отрицала такую вероятность. Бородавки, родинки, родимые пятна на лице – табу для меня. Уродство! Тетя посмеялась и, помню, отчего-то томно вздыхая, заявила, что родинки на лице – это как раз очень красиво. Я тогда любила Наталию Орейро и ответила, что маленькая возле губы еще куда ни что, но вот на щеке! Это же сразу бросается в глаза! А тетя вдруг поспорила: именно на щеке тоже бывает очень красиво, поверь мне…
Не знаю, почему мне так запомнился этот разговор. Хотя долгое время я его не вспоминала, а сейчас почему-то воскресила в памяти во всех подробностях…
Я подскочила. Я, наверно, глупа. Или просто малолюбопытна, стараюсь не лезть в чужую жизнь без спроса. Но подсознание! Оно помнит все и анализирует имеющуюся информацию куда лучше и быстрее меня. Я сопоставила беседу с тетей с тем, что говорила мне мать про ее единственную влюбленность – в женатого мужчину. А еще я ясно помнила грусть в ее глазах и в голосе, когда она говорила про этих людей и про родинку… Да, наверное, прошел год, вернее меньше года. Мне вдруг вспомнились ярко-красные тюльпаны на клумбе, мимо которых мы проходили. Это самое начало лета, еще май, скорее всего. Восемь месяцев не способны вырвать с корнями любовь и боль утраты.
Я встала с постели и хлопнула дважды в ладоши. Как озарилась комната яркими иссиня-белыми лампочками, так же озарился мой мозг.
Тетя Дина любила Олега Папина.
19
После завтрака я села досматривать страшную видеозапись. М-да, я была сильно не права, когда думала, что Молчанов с радостью убил Папина. Даже издалека можно было разобрать всю гамму эмоций на его лице… Бедный парень. Он не убивал своего сына, жену, лучшего друга, но мне кажется, ему пришлось тяжелее остальных. Дело не только в том, что он ввел смертельную дозу морфина любимой (во всяком случае, сильно нравящейся) женщине, зарезал соперника с его подачи (я видела, что Папин насильно всучил ему нож) и убил самого себя, то есть у него на счету, у единственного из шестерки, аж три жизни, но еще и в том, что его типаж четко прослеживается по дневникам коллег, по его собственному журналу и по поведению на записи. Он не хладнокровный, не циничный, не решительный и не жестокий. Он хрупок, как лепестки розы, как хрусталь. «Хрусталь легче всего бьется», - напомнила я себе. Точно так же душа Молчанова разбилась из-за тех страшных вещей, которые ему пришлось совершить.