Ты не выйдешь отсюда
Шрифт:
Я в исступлении ходила кругами по комнате. Почему они это сделали?! Кто или что их вынудило? Какой монстр заставил их это сделать?!
На слове монстр я споткнулась. Стихи Борисенко!
Я полезла в его записи. Где-то это было… Где же оно… А, вот!
Я продекламировала стих – то ли стенам, то ли самой себе:
– Любовь обуяет, туманит, губя.
И монстры ведь тоже убивают, любя.
Убивают и любят, и плачут, и стонут.
В океане любви, а не смерти утонут.
Но этот стих не единственный, где упоминается монстр. В самом последнем тоже есть нечто похожее. Более того, оба стихотворения написаны за день-два до смерти.
– Откуда в озере прозрачном
Чудовищ лапы появились?
Ложь иногда неоднозначна,
Под сенью лжи ведь правда скрылась.
Где сон, а где не сон?
Где девы-мученицы стон?
Ты знаешь кого-то, и вот монстр он.
А все потому что тот монстр
«Ты знаешь кого-то, и вот монстр он». Их было семеро. Шестеро были вынуждены убить друг друга. При этом Борисенко в своих заметках называет кого-то монстром. Возможно, это про Дроздова?
Я открыла записи Оксаны Гудиминой. Что-то резануло меня, я ведь еще подумала, что нужно будет поискать ответ в других записях или спросить у Димы… Вот оно.
«Завтра ровно год, как мы повелись на авантюру Олежки. Какой он затейник!» – запись, сделанная в последний день, выше я приводила ее полностью. Авантюра Олежки. Это как-то связано. Не может не быть связано. Завтра – годовщина, а сегодня все мы умерли. «Совпадение, Олеся Владимировна!» Вот именно, дорогой Родион Юрьевич…
Я открыла еще раз досье Дроздова. Ботаник. И я вспомнила кое-что еще. Первая серия «Улики», над которой я работала. У меня персонажа отравили редким ядом. Мне нужно было узнать, что это за яд такой, ведь «Улика», как я уже многократно повторяла, ценит именно детализацию и достоверность. Тетя Дина всю жизнь была более близка к природе, назовем это так, чем я. У меня были мысли взять или жаб, или растения. И я обратилась к ней. Тетя вздохнула и сказала примерно следующее: «Был у меня один ухажер. Тот еще спец по ядам. Он ботаник, написал пару книг. Изъездил всю страну и даже в Африку наведывался. Он мог часами говорить о разных ядах. Даже смешивал что-то в своей подпольной лаборатории. Мы все смеялись, что когда-нибудь он нас отравит. Чисто ради эксперимента. Только вот не спросишь у него уже…» – «Он что, отравился насмерть?» – глупо пошутила я. Да, возможно, это было бестактно, но тетя уже сказала, что он ей безразличен. К тому же настроение у меня было на тот момент игривым (когда тетя была жива, со мной это частенько происходило, а вот сейчас, увы, редко). И вот она ответила, что никто не знает, что с ним случилось. Именно так, дословно. Она никогда не использовала этих сухих юридических терминов. За это, собственно, и не любила «Улику» и прочие процедуралы, как называют данный детективный поджанр, где тщательно показывается работа следственных органов. Так что никаких «пропал без вести». А простое: «никто не знает, что с ним случилось». Мама слышала этот разговор. Как я уже говорила, она больше знала о личной жизни своей сестры, чем я, и она тогда посетовала, что лучше бы она согласилась с ним встречаться, когда он предлагал. Мол, в отличие от «не будем называть кого», тот был не женат и далеко не беден, и к настоящему моменту «ты б, Динка, в шелках и масле бы каталась». – «В шелка одеваются, а не катаются», – тут же поправил маму мой внутренний филолог. – «Но ты же поняла, что я говорю!» Тетя же вздохнула и напомнила маме, что у того мужика было двое детей, а усыновлять их она бы точно не стала, даже чтобы завладеть имуществом. И потом, мужик был «немного того», по ее словам. Затем они с мамой обсуждали жену этого самого ухажера, якобы после ее смерти он немного тронулся. Мне эти сплетни были неинтересны, одно дело сама тетя Дина, ее безответная или отвернутая ею любовь, и совсем другая какая-то там незнакомая мне супружеская пара, и я ушла в другую комнату.
Сейчас, вспоминая это все, я ощутила что-то сродни лихорадке. Все мои конечности тряслись, лоб и щеки горели, я физически ощущала, что у меня температура под сорок и я скоро самовоспламенюсь. Единственное, что не позволяло мне бежать к Дмитрию и требовать врача (он бы, конечно, так и так не вызвал, он же предупреждал на этот счет) – это нормальное состояние в области поясницы, а я помнила, что при высокой температуре ломит все кости, особенно там. Значит, это всего лишь нервное возбуждение.
Я побежала в библиотеку. Дима говорил, что у отца осталось много журналов и записей. И говорил, что что-то даже издано. Значит, должно быть здесь. Хотя если у него имеется отдельный мемориал, то, возможно, все изданные работы хранятся именно там.
Я перебирала книги и исписанные от руки журналы на полках, как сумасшедшая, периодически что-то роняя, поднимая, отбрасывая, возвращая на полку, как ненужное, неподошедшее, и снова роняя на плиточный пол. Вот он! Справочник по растениям, редактор такой-то, автор-составитель – Федор Дроздов! Я листала и листала, стараясь вчитываться хотя бы в названия растений и первые строки описания, но понимала, что это слишком долго, и перешла в конец книги к алфавитному указателю. «Ядовитые» – меня так и манило это слово, оказавшееся последним. Возле него стояли номера страниц через пробел. Их было много! Я наугад открыла несколько страниц из указанных. Белладонна (красавка обыкновенная), болиголов, борщевик Сосновского, волчеягодник, клевещина… Фармакологические свойства… Ареал… Цветение… Симптомы отравления… Ладно, я не ботаник, я в этом не разбираюсь. Но, как я уже говорила, я знаю, что есть яды, в том числе биологического происхождения, которые не определяются при вскрытии. Тем более если прошло много времени. У меня нет интернета, а стало быть, и доступа к метеосводкам, но по журналам, если принять за доказанный факт, что эти люди разбираются в прогнозах погоды, мы знаем, что на них надвигалась буря. А значит, на остров нельзя было попасть. И связаться с ними тоже. Что если, они были отравлены? И яд этот невозможно определить!
Схватив книжку, я вернулась в игровую и вновь поставила запись. Отмотала в самое начало и села прямо перед экраном. Теперь я знала, что именно ищу. Да, качество плохое, и люди сняты издалека, однако в паре моментов записи, всего на две-три секунды, заметно, что у многих нарушена координация движений, просто раньше я списывала это на общую нервозность (как, наверно, и все остальные, посмотревшие видео). Поэтому они торопились! Они знали, что с ними произойдет. Они каким-то образом узнали, что отравлены. И от этого яда, по всей видимости, нет противоядия. А еще, он, скорее всего, был введен внутривенно или проглочен задолго до этой записи, иначе бы они воспользовались самым простым и действенным методом – два пальца в рот. У них, по идее, должен быть активированный уголь. Но я не врач и не биолог. Вероятно, уголь в их ситуации им бы не помог, и они это знали. Или у них его не было. Хотя почему-то был морфий… Загадка. Ладно, оставим этот пункт, идем дальше. Смерть от яда, возможно, мучительна. И они это знают. Но то, что они делают, тоже не всегда безболезненно. Укол морфия, ну или по-современному, морфина – еще ладно, но зарезать коллегу ножом?.. И теперь я смотрела уже в другую часть записи – в нижний правый угол. Дата и время. Одиннадцать вечера. Календарно через час наступает «завтра». То самое завтра, которое является годовщиной какой-то авантюры. Нигде в записях подробнее не указывается, что это. Я внимательно перечитала их все в целях найти и прояснить конкретно этот момент. Догадаться нереально, это может быть что угодно, в том числе какая-нибудь ерунда, не стоящая внимания. И поэтому никто из моих предшественников не понял, даже юристы. Но поняла я. Только благодаря тому, что моя тетя знала этих людей и даже работала с ними одно время на другой станции. И вот мой вердикт. Им пришлось умереть сегодня, для того чтобы не умирать завтра.
– Дима! – закричала я, выходя. Никто не отозвался.
Я бросилась в гостиную. Пусто.
– Дима? – повторила я тихо и нерешительно. И затем бросила взгляд на самый верх лестницы, где можно было разглядеть дверь бункера. Все еще заперта. Жаль… Я успела убедить себя, что ему наскучили эти игры и он принял решение уйти по-английски.
Дмитрий оказался на кухне и, как выяснилось, готовил нам на ужин плов.
– Курица давно в морозилке лежит, – пояснил он причину своего душевного порыва. – Вдруг испортится?
– В морозилке?
– А ты думаешь, там вечно хранится? – хмыкнул он. – Ночью размораживалась в холодильнике, и сейчас я ей занялся. Плов будет не каноническим, сразу предупреждаю. Ни баранины, ни специй, даже рис не пропаренный, а обычный.
– То есть просто курица с рисом?
– Нет! – Дима назидательно поднял ложку, которой что-то мешал в толстой кастрюле, вверх. – Я пережарил морковь с луком. – Он показал на маленькую тефлоновую сковородку, которая устроилась на второй конфорке.
– Так что это плов, не переживай.
– Как скажешь. Слушай, на меня не рассчитывай, готовь на себя. Видишь ли, я вроде как решила твою головоломку.
– М-да? – нахмурился Дима. – Ты уверена?
– Откуда столько скепсиса? Ты же сам сказал, что справлюсь только я. Ты в меня верил больше, чем в самого себя.
– Это-то да, но я же не просто так дал тебе трое суток. Задачка сложная! А впрочем, – тут же пожал он плечами, будто пытаясь нивелировать свою высокопарность относительно важности этой задачи, – ты умненькая, так что вполне могла уже решить. Но голодной я тебя не отпущу, так и знай! – И он заулыбался.
– Я рада, что у тебя хорошее настроение.
– Еще бы! Я ждал этого ты не поверишь как долго! У меня уже руки затряслись, видишь?
Это хорошо, с первого раза он не попадет мне шприцем в вену. Хотя с чего я взяла, что он захочет меня устранить так же, как Борисенко и Молчанов убили своих любимых? Он же ко мне не питает особых чувств. А кухонным ножом зарезать сможет и так – трясущимися руками.
Я вздохнула и протерла лицо ладонями. Так, успокойся. Он в хорошем расположении духа. А значит, он отпустит меня. Как и обещал. Если только… яд? Но он же сам будет кушать этот плов!