Ты обещала не убегать
Шрифт:
Долгое время мне было стыдно за себя, за свою слабость и отчаяние. Боль, которую я не чувствовала в больнице, все же нашла выход. Казалось, я умирала заживо, но для всех я была счастливой, чтобы ОН не думал, что победил!
Так мы и жили до рождения Тимошки…
— Ксю, ну ты же не в первый раз едешь домой! Горский — не дурак! Не стал бы он приглашать тебя, если бы не был уверен, что тебе ничего не грозит. Езжай спокойно, — пытался подбодрить меня Реми.
— Я знаю, Реми, но все равно волнуюсь. Лерой тоже приглашен.
— Ну и замечательно! — улыбнулся Реми. — Вам давно пора поговорить! Не находишь?
— Наверно, ты прав.
Реми пристально посмотрел
— Не знаешь, что ответить?
— Знаю, Реми, знаю! Вот только не могу…
Отношения с Лероем за это время прошли целый круг испытаний. До рождения Тима мы жили вместе все в той же квартире в центре. Лерой заботился обо мне и оберегал. Он помог мне если не забыть, то все реже и реже вспоминать. Но чем теплее становились наши отношения, тем сильнее я убеждалась, что мы не друзья и что Лерой со мной далеко не по долгу службы. Я же смотреть на него не могла иначе, чем на друга, но и отпустить от себя никак не решалась. Наверно, боялась остаться одной.
Когда родился Тимошка, Лерой оказался первым, кто взял его на руки. А я смотрела на них и плакала. От того, что была счастлива, от того, что Лерою было к лицу держать малыша на руках, и от того, что не он был отцом Тима. В тот день и Лерой смотрел на меня не так, как обычно, явно собираясь перейти за черту нашей с ним воображаемой дружбы. Только я не позволила. Тогда мы впервые поругались. Лерой вернулся домой, а я переехала в этот милый дом.
Иногда в гости приезжал отец, но чаще я проводила время с сыном, Жюли и Реми. Лерой тоже приезжал. Почти каждые выходные он останавливался в отеле неподалеку и выбирался с нами на прогулку или просто заходил в гости. Лерой искренне старался стать для меня просто другом, но в этой его дружбе я постоянно улавливала нотки так и непрошедшей ко мне симпатии.
Но что могла дать ему я — девочка с пустым сердцем? Я разучилась чувствовать, доверять и мечтать. Но Лерой продолжал быть рядом, ничего не требуя взамен.
А потом он рассказал мне правду… Тимошка в тот вечер остался с Жюли, а я согласилась составить компанию Лерою и поужинать вместе. Мы сидели в уютном ресторанчике и мило болтали. Лерой что-то увлеченно рассказывал, а я в какой-то момент поймала себя на мысли, что вовсю его разглядывала. Взгляд скользил по его добрым с медовым оттенком глазам, ровному прямому носу, мягким губам и невольно спускался ниже к крепкой шее, могучим плечам и таким надежным рукам. Я уже давно потеряла суть беседы, но оторваться просто не могла. Тогда впервые я взглянула на него иначе, увидела не друга, а очень симпатичного мужчину. И Лерой это заметил. Неловкое молчание, прикосновение руки к моей ладони и первый поцелуй на прощание возле дома. Нежный, волнительный и на удивление приятный. А на утро Лерой решил, что строить отношения на лжи не для него. Именно тогда я и узнала об аукционе и той блондинке в кровати Тимура, о его визите в Париж и том ночном звонке, о Ермолаеве и о том, каким образом Черниговский узнал правду. Лерой рассказал все, хотя прекрасно понимал, что своими словами обрубал любую надежду на появление " нас".
Несколько недель я пыталась осознать эту информацию. Я злилась! Я рыдала! Я ненавидела отца за предательство! Лероя — за правду! Тимура — за то, что осознанно отказался от меня и сына, как две капли воды похожего на него.
Но если отца я сумела понять, Лероя — простить, то выбор Тимура я так и не приняла.
А пару недель назад Лерой предложил стать его женой…
^1 Мама! Мама! Реми здесь! Пойдем! Пойдем! — фр.
^2 Да — фр.
^3 Самолет! Самолет! — фр.
Догоню! — фр.
Нет! Нет! Я умею бегать! — фр.
17. Свадьба
Пристегнула ремни безопасности и привела спинку кресла в вертикальное положение. Самолет шел на посадку. Уже виднелась снежная пелена, укрывающая город, как одеяло. Хотя на дворе стоял март.
Дата была выбрана неслучайно. Именно в эти числа они познакомились 25 лет назад. Боже, неужели любовь может жить четверть века? В моем случае, увы, она не продержалась и пары месяцев.
Меня никто не встречал. В последний момент поменяла билеты на более ранний вылет. Лерой и Горский были уверены, что прилечу ближе к вечеру.
Взяла такси и назвала адрес бабушки. Я нуждалась в тишине. Впереди ждало важное решение — ошибиться было нельзя.
В этой квартире я не была больше трех лет. Слой пыли, скопившейся за это время, лишь подтверждал догадки, что не только я. Мама тоже.
Мы все совершали ошибки. Иногда горячились и в споре говорили совсем не то, что думали, хотели посильнее задеть, уколоть побольнее и находили слова, которые били с размаха в самое сердце. Вот только запал быстро спадал, а обида оставалась. Слова, так легко вылетевшие сгоряча, потом тяжелым камнем висели на душе. Я, как никто другой, знала об этом.
Вот и мама никак не могла себя простить, что не успела помириться с бабушкой. Та пришла к дому Соболева, чтобы заступиться за меня, а мама, наговорив ей много лишнего, так потом и не успела извиниться. Сначала несчастный случай, а потом… потом было уже поздно.
Этого "поздно" боялась и я. С одной стороны, понимала, что нечего ждать, что думать нужно о себе и о сыне. Здесь и сейчас. Но с другой…
Лерой был со мной честен, а я с ним? Разве мое сердце когда-нибудь снова полюбит? А если нет? Я слишком хорошо относилась к Лерою, чтобы заведомо делать его несчастным. И все же ответить " нет" я не могла, как впрочем и "да".
Зашла на кухню и поставила чайник. Холодно, а я отвыкла от морозов. Пара чайных пакетиков и сахар. Как в ту ночь… с ним. Прислонилась к отключенному холодильнику и прикрыла глаза. Воспоминания. Это все, что у меня осталось. И как бы сильно я не хотела стереть их из памяти, они возвращались яркими пятнами в моей голове. Интересно, он счастлив? С той, другой. Без меня. Без нас.
Ответ казался очевидным, но до сих пор нестерпимо царапал по сердцу.
— Когда-нибудь это пройдет! — прошептала сама себе и достала из чемодана коробочку с печеньем, которое Реми уговорил взять с собой. Повертела ее в руках и, выключив так и не вскипевший чайник, выскочила из квартиры.
— Господи, Ксюнечка, ты ли это? — Алевтина Егоровна ничуть не изменилась за это время.
— Здравствуйте! — мне хотелось ее обнять, но отчего-то не хватало смелости.
— Иди ко мне, девочка моя, — разбила все мои сомнения женщина и первой раскрыла объятия. Я так скучала!
— Угостите чаем с малиновым вареньем? И, вот, — протянула коробочку, — с печеньем.
За три года, что мы не виделись накопилось немало тем для разговора, а потому одной чашкой чая мы не обошлись. Когда варенья в банке оставалось немного, а на душе стало значительно легче, Алевтина Егоровна все же решилась спросить то, что волновало ее больше всего: