Ты обещала не убегать
Шрифт:
— И кто же его отец, Ксюнечка? Не дело это ребенку отца своего не знать, себя вспомни.
Женщина держала в руках фотографию Тимошки и явно искала его сходство со мной. Но, увы, мой сын был точной копией отца.
— Он Горский, как и я, — сухо ответила соседке. Еще до рождения сына я перестала быть Мироновой и взяла фамилию отца.
— А отчество? — с печальной улыбкой тихо спросила Алевтина Егоровна.
— Во Франции в них нет необходимости, — понурив голову, ответила женщине. — Его отец бросил меня и женился на другой.
Соседка громко вздохнула и покачала головой,
— Да как же так? Господи, Ксюнечка! Как же ты одна-то?
— Я не одна, — с уверенностью заявила женщине, а потом и сама вдумалась в свои слова. Я и правда больше не чувствовала себя одинокой. Еще три года назад в этом городе я была совершенно потерянной и никому ненужной, а сейчас у меня был сын, отец, мама, Лерой, Реми, Мироновы. И, наверно, все в жизни должно было случиться именно так, чтобы мы обрели друг друга.
— Любишь его все еще, да? — с чего-то вдруг спросила Алевтина Егоровна и пристально посмотрела на меня. — Можешь не отвечать, и так все вижу. Знаешь, как всегда говорила твоя бабушка?
В недоумении покачала головой.
— Что предназначено тебе, не возьмет никто.
— Значит, он был предназначен не мне.
— Это значит, Ксюнечка, что твое еще впереди!
К дому Горского я подъехала ближе к ночи, заранее предупредив отца, чтобы не волновался. Он встречал меня на пороге, стоя в домашней одежде, несмотря на холод. А как только подошла ближе — крепко обнял.
— Приехала! Я так рад! Как долетела? — он взял мой чемодан и повел за собой в дом.
— Все хорошо. Как ты? Где мама? — стягивая в прихожей шапку, спросила отца.
— Я уговорил ее лечь пораньше. Катюша, конечно, сопротивлялась, хотела тебя дождаться, но ты же знаешь, я умею убеждать, — по-доброму подмигнул мне Горский.
В искренности его чувств я уже давно не сомневалась. Пугало их проявление. Горский не умел проигрывать и принимать чужое мнение. Одно его вмешательство в мои отношения с Черниговским чего стоило. Конечно, Лерой утверждал, что задумка была исключительно его, но ведь и отец не отказал в помощи, не остановил. Но это все в прошлом. Как бы тогда отец не поступил, Тимур сделал свой выбор сам.
— Ты прав, маме нужно выспаться. Да и тебе! Вон какие синяки под глазами. Тоже мне жених, — Горский выглядел задумчивым и уставшим.
— Я не мог не дождаться тебя, дочка. К тому же у меня есть одна просьба, — мне не показалось, отец был чем-то обеспокоен. — Мне нужно, чтобы ты немного задержалась в городе.
— Зачем?
— Хочу часть активов переписать на Тимошку, — неуверенно произнес отец.
Чем занимался Горский в прошлом я прекрасно знала. И еще тогда, когда пару лет назад он решил выйти из подполья и открыть честный бизнес, я чувствовала, что нам это аукнется. Таких как Горский просто так не отпускают. Он чересчур много знал и имел слишком большое влияние.
— Что-то случилось? Проблемы? — волнение мурашками пробежало по коже.
— Нет, Ксюша, никаких. Но так надо. Я потом все объясню подробно. Задержишься? — и снова этот пронзительный взгляд.
— После свадьбы у меня защита в универе, так что я и так в городе до среды.
— Мне нужна еще неделя- максимум две, — Горский понимал, что я не смогу. Это долго. Слишком. — Не переживай, Тимошка с Жюли, с ним все будет хорошо.
— В Жюли я не сомневаюсь, — поспешила все объяснить, — но она — не мама. Я не могу так надолго оставить сына одного.
— Неделя, Ксюша! Всего неделя, — продолжал настаивать Горский. — Если не уложимся — привезем Тима сюда. Договорились?
— Хорошо, — понимала, что спорить с отцом бесполезно. — Но будет лучше, если ты уложишься в срок.
В доме Горского у меня уже давно была своя комната и сейчас, проходя к ней вдоль гостиной, а затем, поднимаясь по лестнице на второй этаж, я смогла рассмотреть дом. С тех пор, как я была тут в первый раз, он сильно изменился. И тому заслуга моей мамы, теперь уже полноправной здесь хозяйки.
Отец долго искал свою Катю. Ни один месяц, и даже не два. Соболев умело заметал следы, когда перевозил ее из одного места в другое в надежде спрятать. Но отец все же нашел. А потом просто не смог отпустить. Как он уговорил Соболева дать маме право самой распоряжаться своей жизнью, я не знала. Но факт остается фактом, мама выбрала отца, оформила развод с отчимом, а сам Соболев, наспех продав свой бизнес, уехал строить новый в столицу.
Именно ради мамы Горский завязал со своими прежними делами. Только для нее он приглашал лучший врачей и ездил с ней по самым передовым реабилитационным центрам. Ровно год у него ушел на то, чтобы мама начала потихоньку говорить и еще один, чтобы она встала. И я была ему безумно благодарна за это. Хотя долгое время не могла понять, почему усилия Соболева оказались тщетными, а у отца все получилось. Но Горский всегда отвечал на мой вопрос просто:
— Это не я ей помог, не врачи. Это, Ксюша, просто любовь и ее яростное желание жить.
Меня раздирали противоречивые чувства. Безусловно, счастье мамы и ее здоровье перевешивали на чаше весов! Но понимание, что ради своей любви отец пошел на все, а мою так хладнокровно убил, неприятно грызло внутри. Простить! Я обещала себе его простить!
С самого утра в доме царила суета. Родители хоть и решили узаконить свои отношения в тихом семейном кругу, но, видимо, оба слишком долго этого ждали, а потому никак не могли остановиться. Горский носился за рабочими, украшающими гостиную живыми цветами, и все ему казалось, что их недостаточно. Мама проверяла привезенные закуски и переживала, что их может не хватить. А я… Я бегала за ними и пыталась успокоить обоих.
Уже позже, когда паника отступила, я тихонько сидела в маминой комнате и смотрела на ее преображение. Прическа, макияж, такое нежное, струящееся платье и она, такая счастливая и здоровая. Почти. Она все еще большую часть времени проводила в кресле, а вставала и передвигалась с опаской и неуверенно. Но ее глаза искрились жизнью, а улыбка, такая родная и искренняя, не покидала ее лицо. Сегодня она была самой очаровательной и прекрасной невестой на свете.
— Ты самая красивая, — прошептала маме, когда та подъехала ко мне и взяла за руку. — Я так люблю тебя, мама.