Ты покоришься мне, тигр!
Шрифт:
Когда я снова стал вызывать Акбара на прыжок в огненное кольцо, среди зрителей раздались возгласы:
— Довольно!
— Хватит!
И пришлось мне на этот раз работу прервать. Я был благодарен зрителям. От боли и большой потери крови у меня темнело в глазах. Но сам я, однажды решивший ни когда не давать поблажки ни себе, ни зверям, работал бы до конца… или до обморока. А теперь, выпроводив зверей на конюшню, я поклонился публике и… очнулся в больнице.
Вот так оно все было. Так, а не иначе. Голова и руки на месте. И хотя рука сильно ранена, голова невредима и принадлежит пока лично мне. Это просто у страха глаза велики.
Через месяц я вышел из больницы без бицепса на правой руке. Кабы в шланге была вода под нужным напором, то я до сих пор ходил бы целым, со всеми полагающимися человеку мышцами. Но как много зависит в нашем деле от… воды, и сколько я уже терпел из-за ее отсутствия. Не так тигры страшны, как людская нерадивость.
Зато после моего выхода из больницы весь цирк был вооружен различными приспособлениями, подающими воду. На этот счет в народе много создано поговорок: «Дорога ложка к обеду», «После ужина горчица», «Дорого яичко к Христову дню», «Когда зубов не стало, тогда орехов привезли»… Но это — между прочим, хотя и между прочим, лишиться бицепса — небольшое удовольствие.
Итак, вернемся к психологии зрителя.
Когда я начал работать с хищниками, приходилось сталкиваться с самыми различными зрительскими вкусами. Попадались и любители острых ощущений, которым особенно нравились «драматические ситуации», а проще говоря, когда звери на меня нападали… Об этом я узнал впервые в Смоленске.
После нескольких спокойных дней моих леопардов словно кто подменил. Уже четыре дня идет кровопролитный бой между Нерро и Принцем. Уля, спокойная, солидная Уля, которая ни на кого обычно не нападает, теперь считает себя обязанной прийти на помощь супругу. Но так как для этого надо пересечь манеж, что небезопасно, то она отыгрывается на соседе Ранжо. Таким образом, начинается «тотальная война». Раздаются холостые выстрелы, хлещет вода. Ничего не помогает — хоть растаскивай их за загривки. Наконец удается разнять противников и рассадить их по местам. Звери, возбужденные дракой, начинают бросаться на меня, желая сорвать на мне накопившуюся злость от поражений. И я едва успеваю отбиваться. Но вдруг все снова успокаивается — слишком много незализанных ран, — и тогда работа проходит спокойно и нормально. Мелкие стычки уже не в счет.
Через несколько дней после такой битвы директор цирка рассказывает мне случайно подслушанный разговор:
— Сегодня, несмотря на обычный день недели, рекордный сбор. Знаете почему? После представления стою в проходе, провожаю зрителей, наблюдаю, с каким настроением они покидают цирк. И вдруг слышу я, один говорит:
«Ну вот, рассказывали, что звери дерутся, а они и не думают!»
Другой:
«Ах, как жалко, что не удалось посмотреть, как эти кошки набрасываются на укротителя».
Третий:
«Это тебе просто почудилось прошлый раз, что звери устраивают бои. Они так хорошо выдрессированы, что и пикнуть не смеют по собственному желанию».
Подумать только! Эти люди специально пришли посмотреть драки зверей, а может быть, если «повезет», то и более жуткое зрелище.
В тот вечер, к моему счастью, леопарды не дрались и некоторые зрители, возбужденные рассказами друзей считали себя чуть ли не обманутыми, что им показали мирных хищников.
Так вот почему сегодня в цирке аншлаг! Публика пришла смотреть кровавое побоище…
Я рассердился. Им нужна моя кровь, мои раны, мои откусанные бицепсы! Но потом увидел в этом слишком откровенно выраженном желании другую, не совсем бесполезную для меня сторону и стал продумывать эти реплики.
Что же привлекало зрителей в цирк в те дни, когда звери дрались, и почему они сегодня так разочарованы?
Если подумать, так они по-своему правы. Будем рассуждать здраво. Диких зверей интересно посмотреть каждому. В зоопарке они обычно бывают спокойными. Да и много ли у нас зоопарков? Ну, допустим, что приезжают зверинцы.
Обратите внимание, как зрители стоят у клеток с хищниками как им хочется вызвать зверя на какой-нибудь поступок как все бывают недовольны, что зверь наелся и спит. И вот стараются расшевелить его, кричат, машут руками, что-нибудь бросают в клетки. Не из злобы, не из жестокости, не по дурному умыслу, просто смотреть на спящего зверя — все равно, что смотреть на картинку. А двигающийся зверь — совсем другое дело. Когда ходит интересно, а уж дерущийся — и говорить нечего.
Скажите, читатель, много ли вам приходилось видеть дерущихся леопардов и тигров? Даже если вы часто ходите в зоопарк и цирк. А признайтесь, зрелище интересное. Как сразу со многих сторон проявляет себя зверь, когда он почти как на воле.
Не потому ли у площадок молодняка в зоопарках всегда так много народу! Там за решеткой более непосредственная и беззаботная «публика», неволя еще не одурманила ее, не сделала равнодушной к радостям жизни.
Так и с моими дикарями. Конечно, зрители хотели увидеть именно это. А на тысячу человек всегда найдется несколько «кровожадных», которые с интересом будут смотреть, как звери терзают укротитетеля. Правда, эти совсем другое дело, на них можно не обращать внимания. Ну а те, по-настоящему любознательные зрители, отнестись к ним?
В это время я как раз обдумывал образ номера. Конечно, мне хотелось быть оригинальным, ни на кого не походить в работе. Многое в то время надо было еще искать. И вот, сначала посердившись, я понял, что к словам зрителей не грех прислушаться и даже использовать подсказанную ими идею.
Действительно, ведь я демонстрирую хищников, зачем же мне превращать их в безобидных домашних кошек? Но тут вспомнил, какие устрашающие сцены драк животных видел у Куна, и они мне тогда не нравились именно своей жестокостью. Укротитель словно натравливал зверей друг на друга. Нет, это мне не подходит. Ну, а если придумать несколько сценок, в которых звери будут на меня как бы сердиться и нападать? «Сыграют» агрессивность, «сыграют» зверей серьезных, а не шутников, прыгающих с тумбы на тумбу.
Один директор дореволюционного цирка очень не любил, когда на вопрос об опасности укротитель отвечал, что его работа не опасна и не грозит ему смертью. Директор всегда в таких случаях говорил:
— Разве вы хотите, господин укротитель, сказать, что ваши звери — безобидные овечки? Да кто же на них будет смотреть, если они не опасны? Не опасны, значит, они и не интересны. Человек среди стихии, один против целой группы хищников — вот в чем смысл вашего номера. Среди зрителей надо поддерживать надежду, что они смогут однажды явиться очевидцами того, как ваши звери вас съедят! Досадно только, что не можешь заранее знать, когда произойдет такой случай! В этот день зритель не пожалел бы заплатить удесятеренную стоимость билета. Представляете афишу: «Сегодня и никогда! В последний день гастролей звери съедают своего укротителя!»