Ты проснешься
Шрифт:
Брови Демидова надменно поползли вверх. Катя просто окаменела, но это была еще не катастрофа.
Катастрофа семенящими шажками выскочила на лестницу, в лице Клары Григорьевны Полонской, секретаря, нет, конечно, не секретаря, а начальника канцелярии.
Клара Григорьевна – в простонародье Гюрза, – возмущенно блестя очками и стискивая в лапке огромный старомодный ключ, видимо, от приемной, всем своим видом выражала праведное негодование и готовность покарать нарушителей порядка.
Она выбежала на шум, это понятно.
Кате было непонятно другое.
– Что здесь происходит? – требовательным фальцетом вскричала Гюрза. – Что вы все здесь делаете?
При виде Демидова пыл ее остыл, она слегка притормозила, но ее чело осталось суровым, давая понять присутствующим, что она в своем праве и ничего идущего в разрез с инструкцией не совершила. Наоборот. Блюла.
Присутствующие собирались только с мыслями, что бы такое ей втюхать, как Гюрза в процессе визуального контроля вверенной ей лестничной клетки – иными словами, шаря повсюду глазами, – увидела открытый лаз на чердак! От переполнивших чувств у Гюрзы Григорьевны свело скулы, а губы сошлись в куриную гузку. Она шумно, через нос набрала воздуха в легкие и тут...
– Что же это работники правоохранительных органов так небрежны? Осматривали чердачное помещение, а люк не позаботились за собой закрыть? И ведь не пожалуешься, власть... – вопросил Демидов и улыбнулся. Самой своей надменной улыбкой.
Окаменевшая Катя смогла только наступить ботинком на Викусину кроссовку, усиленно телепатируя, чтобы та молчала и не вякала. Викуся терпела ботинок и не вякала. Телепатема, видимо, дошла.
Демидов тем временем Катин локоток выпустил, а секретаршин, наоборот, подхватил. Она почему-то вздрогнула и посмотрела на него ошарашено.
– Клара Григорьевна, нас всех постигло большое несчастье. Для меня это большая потеря и для Ивана Алексеевича, поверьте. Лидия Петровна была во всех отношениях замечательным человеком. Мы, конечно, окажем помощь, и примем участие, и сделаем все необходимое. Я понимаю, что сейчас вам не до этого, но не могли бы вы предоставить мне те документы, которые приготовили для Ивана? Он, так получилось, вчера не смог подъехать, и я не смог, а акты ему уже в понедельник утром нужны будут. Я вас не очень обременю?
– Акты? – очнулась Гюрза. – Я, Олег Олегович, ничего про акты не знаю, это вам к бухгалтеру нужно, а его сейчас нет. Что касается Ивана Алексеевича, то Лидия Петровна вчера распорядилась подборочку сделать, предназначенную для учебной базы, ксерокопии нескольких личных дел из архива и оригиналы тоже, нотариусу на заверение. Она сказала, что через вас или через Ивана Алексеевича можно будет их передать по назначению. Я и подготовила подборочку, а теперь за всеми этими делами никак ее найти не могу. Так неприятно. И неудобно. Вот вы приехали, а я вам ничего отдать не могу. Извините меня, Олег Олегович, так нехорошо получилось, вы приехали, потратили свое время, а выходит, напрасно приехали, сунула я куда-то папочку и найти не могу...
И так сильно она сокрушалась и причитала, оттого, что нечетко сработала, и оттого, что допустила такую серьезную
Катя с Викусей потопали следом, скорее под воздействием демидовского магнетизма, чем по необходимости. По необходимости им как раз нужно было топать вниз и поскорее.
Демидов с Гюрзой, видимо, почувствовали что-то такое и приостановились, и оглянулись, взирая на незваную свиту с недоумением. Катя пропищала:
– Мы бы хотели забрать Викин мобильник, Клара Григорьевна. Если не возражаете. Если он у вас. Или, если он на столе у... директора.
Катя ненавидела себя пищащую, но в определенных ситуациях ничего с собой поделать не могла. Ее застукали, этим все сказано.
Гюрза пренебрежительно кивнула, и все пошли дальше.
«И где бы наглостью разжиться», – думала, злясь на себя, Катя.
«Вот ведь наглая девка», – думала Клара Григорьевна и истово жалела, что нет возможности поставить ее на место: девица – «компьютерная» и может наябедничать Танзиле.
А Демидов и не думал, что девица наглая, он прекрасно слышал, как она пищала, и расценил этот писк совершенно однозначно – по причине его, Демидова, неотразимого великолепия. Настроение исправлялось.
Клара Григорьевна сидела на краешке стула перед своим рабочим столом и прислушивалась к шагам, затихающим за дверью. Она очень устала за этот бесконечный, ужасный, невозможно тяжелый день, и ей тоже очень хотелось отсюда уйти, ей очень хотелось домой.
Но она уйти пока опасалась. Как бы потом не стали говорить о ее черствости или безразличии, хотя ну что тут сейчас делать? Сделано уже все. Только татарка эта наглая, кажется, все еще здесь, раньше нее лучше с места не трогаться, да.
Клара Григорьевна, бывший завуч по воспитательной работе средней школы № 2118, а также заслуженный учитель и прекраснейший преподаватель истории, проработавшая в школе тридцать два года, – нет, не проработавшая, а посвятившая! – была с почетом выпровожена на пенсию, не сумела удержаться даже на ставке педагога группы продленного дня, которую ей предоставили как какую-то унизительную подачку, но она-то знала, что не подачка это вовсе, а целенаправленный плевок.
Она великолепно понимала, что такое воспитательная работа, будучи автором многих методических руководств и инструкций, а также блестящим докладчиком на тему о воспитании, многажды приглашаемым на педсоветы всех уровней, вплоть до московского съезда учителей, но она совсем не смыслила в контингенте продленки в лице учащихся до десятилетнего возраста.
Но она же была готова разобраться! Клара Григорьевна уже и методичку набросала начерно, и поработала над распорядком труда и отдыха для учащихся группы продленного дня. Собиралась новому директору предоставить для утверждения, но интриги ее снова настигли.