Ты проснешься

Зосимкина Марина

Я тут на днях здорово по Трофимовой прошлась. Не заметила, что она между пятым и четвертым застряла. Мы-то со Светкой и еще с другими девчонками на пятом этаже курили, а ей, видимо, захотелось в одиночестве, вот и огребла по первое число. Я насчет фигуры выразилась, что некоторым можно и силикон закачать, хоть для здоровья и вредно, но выхода нет, если доска доской. Ну и еще кое-что. Поржали от души.

А она все слышала. Мимо нас прошла, на нас даже не взглянула, но я поняла, что разозлилась.

Вот поэтому Светка, жаба в оборках, ей этот компромат и предоставила для расправы, надеялась, видно, что это ей зачтется, в

хорошем смысле. Нет, вы представляете, Кать, какие дела творятся? Я, конечно, все из компьютера стерла, бумаги в сумку перепрятала, а эта гадина, думаешь, прощения попросила или оправдываться начала? Вот уж фиг, пришла в себя и так на меня наехала, что, если бы я была не я, со мной бы точно истерика случилась. Хорошо, что я – это я. Я ей так вмазала за закрытыми дверями, я ей такие перспективы с панорамами нарисовала, что эта мерзость влет заявленьице начеркала. Все, с сегодняшнего дня тут больше не работает. Нормально?

Катя только успевала вставлять «Ну ничего себе» и «Какой кошмар». Но, оказывается, не в этом суть, это было только предисловие. Суть заключалась в том, что какая же сволочь наша юристка, повезло же нам всем.

Тут Катя решила, что что-то прослушала важное и попросила уточнить, чем юристка-то в этой ситуации Киреевой не угодила.

– Как?! – вскричала Киреева. – Она же нарочно так все обставила! Она же теперь будет мной крутить или шантажировать!

– Что обставила?! Чем шантажировать-то?! – тоже разгорячилась Катерина, – Вы же все уничтожили! Все, так сказать, вещдоки! Нечем теперь вас шантажировать!

– Она могла снять копии! – в запальчивости выпалила глупость Надежда Михайловна. – И вообще. Значит, я ей, что – теперь, по гроб жизни обязана? Этой сволочи гламурной? Она теперь, может, захочет, чтобы я перед ней пресмыкалась при всех? Или тапки ей в зубах приносила?!

Вот теперь все понятно. Катя сказала:

– Я вам сейчас одну вещь скажу. Только вы сразу трубку не бросайте. Мне кажется, она не сволочь. Мне кажется, что...

Раздались короткие гудки.

«Почему, интересно, не звонит Демидов? – мрачно размышляла Катерина, вяло ковыряя вилкой свой праздничный завтрак, оказавшийся невкусным. – На работу что ли пойти? Придется с Киреевой объясняться. Теперь она решила, что я предатель. Достало... Или, может, по магазинам побегать, подарки к новому году поискать? Или позвонить Людке Миколиной. Нет, у нее начальник злой, нормально не поговоришь».

Завтрак был съеден, грязная посуда поставлена в мойку. Мыть не хотелось. Звонок. Только не нервничай, лады?

– Привет, как дела? – будничным голосом спросил Демидов.

– Привет, нормально, как у тебя?

– И у меня нормально, – пауза. – Маменька желает с тобой познакомиться. Ты не против? Это много времени не займет, посидим часочек и пойдем, куда ты захочешь.

– А зачем это ей со мной знакомиться? – опасливо спросила Катерина.

– Ты забыла? – удивился Демидов. – Ты за меня замуж собралась, детка. А у меня имеется родительница, и она, по ее словам, имеет право знать, на ком женится ее единственный сын после столь долгого перерыва.

– Твоя мама циник?

– Циник. Но по сравнению с тобой она первоклашка в бантах. Ну так что передать? Ждет нас к обеду. Успеешь принарядиться?

– К обеду – это к двум, что ли?

Демидов глубоко вздохнул:

– К обеду – это к шести. Вечера. В два она только завтракает, правда

во второй раз. Я заеду за тобой в пять часов. Ау, как слышно, прием!

Как-то про маму она и не подумала. Мама же еще имеется, в перспективе свекровь. И обедает она в шесть, а не в час, как у нас, простых тружеников, положено. Это бывшая медсестра?! Демидов же рассказывал что-то про свою далекую юность, как они с маменькой на одни ее медсестринские существовали. Или она теперь стала крутой бизнесвумен, или разбаловал ее Демидов донельзя. В этом случае мамаше трудно будет смириться с появлением у любимого сына жены, которую он тоже, возможно, захочет баловать.

Но делать нечего, придется как-то ко всему этому приспосабливаться. Разве у нее есть выбор?

Вздыхая, Катя отправилась с ревизией в шкаф. Распахнула створки, уставилась задумчиво на висящие рядком джинсы, рубахи и джемпера. О, нашла! То что надо. Длинная до пят и узкая, но с воланами черная юбка из тонкого кашемира. Сидит изумительно. А сверху оденем вот эту беленькую трикотажную кофточку, сильно в талию и с рукавом «летучая мышь». Гламурно? Гламурно. А на шею подойдет... Катя открыла бархатный футляр и достала кулон – крупную жемчужину в золотой оправе, – который она вешала просто на черную шелковую ленту. Папа когда-то ей подарил. В принципе, нормально. Все равно ей ничего лучше сейчас не придумать.

Часиков до двух она поваляется с книжечкой на диване, а потом начнет не спеша собираться. Она со вкусом посидит в ванне, потом сделает тщательно маникюр, потом займется прической.

Викуся, ссутулившись и засунув руки поглубже в карманы куртки, любимой и единственной, размеренно перемещалась вдоль расчищенной дорожки под окнами Катиного дома. Типа прогуливалась. Уже больше часа.

Она вышагивала мимо длинной череды серых подъездных дверей, потом огибала дом справа и шла вдоль решетчатой стоянки авто, возвращалась, заходила вглубь двора к детской площадке, утоптанной собачьими лапами, делала там разворот и снова отправлялась к подъездам.

Викуся предавалась меланхолии.

Уже и сумерки начали сгущаться, и недобрый ветер пробирал сквозь залихватскую куртейку, а она все не решалась ни уйти, ни набрать Катин номер, чтобы напроситься в гости.

Лилька поведала вчера, что у тети Кати и того крутого перца – ну, это она Олега Олеговича имела ввиду – любовь-морковь и все такое. Они так пялились друг на друга всю дорогу, пока вывозили их из Курехино, что даже ей, Лильке, у которой голова почти не соображала от всех переживаний, все равно было видно, что у них обоих крыши конкретно посносило.

И что теперь ей, Виктории делать? А что тут можно поделать... Как она жила раньше, так и будет жить. Поселится теперь с ее тетей Катей этот хмырь, или сама она уедет к хмырю в его квартиру, и забудет Катерина про Вику, и не будут они больше на кухне пить чай с баранками и болтать о ерунде, да и о серьезных вещах тоже больше болтать не будут.

Виктория тяжело вздохнула и опять подняла голову посмотреть на тети Катино окно. На эту сторону дома выходило окно кухни, и форточка у него была открыта. Опять, наверно, засиделась у компа и что-нибудь на плите сожгла, теперь проветривает. В носу у Вики защипало, и она даже приготовилась тихонечко заскулить, но потом взяла себя в руки. Покашляла чуть-чуть, пошмыгала громко носом, и отлегло. Вытащила мобильник и потыкала непослушными пальцами кнопки.