Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
— Ты что, сдурела? Материться стала?
— Ты читай! Читай! Блин!!
Бабушка мельком посмотрела на газету и пожала плечами:
— Да я читала уже… — И кивнула на тумбочку, где лежала точно такая же газета. — Ну и что?
— Читала? — изумилась Ивана. — Вы… вы охренели? Зачем вы это сделали?
— Ты свой язык-то прикуси, — сказала бабушка. — Совсем уже…
Ивана подскочила к ней вплотную:
— Я тя спрашиваю: зачем вы это сделали?! Отвечай!
— Так ты ж сама хотела. Ты ж кричала матери, что надо их под суд. Вот она и…
— Да мало ли что я кричала!
— Не знаю. Может, уже пришел. Успокойся. Их давно нужно было судить. Но лучше позже, чем…
Но Ивана уже не слышала ее — выскочила из квартиры.
Однако, выбежав из подъезда, замерла на месте, поскольку тут ее поджидали четверо подростков — Лена Сорокина, Витюша Карпатый и двое погодков-сыновей Царицына.
— Вот она! Бей ее! — крикнула Лена и первой набросилась на Ивану. — Сука! Стукачка!
Следом подключились остальные.
Они повалили Ивану на землю и избивали всерьез, не по-детски, а кулаками, ногами и в кровь.
— Сволочь! Выблядок! Паскуда! Стукачка!
Какой-то прохожий попытался вмешаться, но подростки грубо отмахнулись:
— Вали отсюда! Не встревай, курва! Яйца оторвем!
И прохожий, струсив, ушел.
Когда окровавленная Ивана, уже не сопротивляясь, мертвым кулем лежала на земле, Лена Сорокина объявила ей приговор:
— Значит, так, сеструха! Или твоя мать срочно заберет заявление, или я тебя лично убью на хрен! — И тряхнула Ивану: — Ты поняла?
Разбитым в кровь ртом Ивана утвердительно промычала в ответ.
Оставив ее на земле возле подъезда, подростки закурили и спокойно ушли.
Из открытого окна чьей-то квартиры гремела музыка очередного хита группы «Дважды два».
Но самое поразительное случилось не в этот день, а в последующие. Потому что газетная публикация произвела совсем не тот эффект, на который рассчитывала редакция. Вместо осуждения названных в газете насильников обыватели города стали кошмарить — кого бы вы думали? Марию Малышкину! Ее оскорбляли соседи, материли прохожие, выталкивали из городского транспорта, пинали в магазинах…
— Паскуда!..
— Да сама небось первая легла!..
— Нашлась, бля, правдоискательница!..
— Убивать таких надо! Сучка!..
Ивана, Мария и бабушка боялись выйти из дома и жили теперь как в осаде.
— Встать, суд идет!
В небольшом зале заседания суда народу было тьма — вся местная пресса, родственники подсудимых, просто любопытные.
Но судья, заняв свое место, объявил:
— Заседание суда будет закрытым, прошу всех посторонних освободить помещение.
Поднялся недовольный гул и ропот:
— На каком основании?
— Не имеете права!
— У нас свободная страна…
Но судья был непререкаем. Он дождался, когда пресса унесет свои телекамеры и все остальные тоже покинут зал. В зале остались только Мария Малышкина, трое
— Итак, слушается дело об изнасиловании Марии Малышкиной ее одноклассниками Олегом Карпатым, Евгением Царицыным и Алексеем Сорокиным, которое случилось четырнадцать лет назад. Стороны имеют ходатайства?
— Я имею, — встала Мария Малышкина.
— Слушаю.
— Я хочу забрать свое исковое заявление и прошу прекратить дело.
— Почему? На вас оказали давление?
— На меня оказывали давление, но заявление я забираю не поэтому.
— А кто и какое на вас оказывал давление? — спросил молодой прокурор.
— Назавтра после публикации статьи мою дочь избили.
— Кто ее избил?
— Она не говорит.
— Со дня публикации прошло три месяца, и, значит, ее избили три месяца назад. Почему же вы тогда не забрали свое заявление?
— Я же сказала: я забираю заявление не из-за этого.
— А из-за чего?
— Из-за того, что я верующая. Я съездила в Петербург к Пресвятой Ксении, и она велела мне их простить. — Мария впервые повернулась к обвиняемым: — Я вас прощаю. Идите с миром.
И — не сводя взгляда с Сорокина — перекрестила всех троих.
Сорокин не отвел глаз, он смотрел на Марию, и в глазах его было изумление, благодарность и еще что-то неясное, но ликующее…
Однако молодой прокурор сказал:
— Ваша честь. Прокуратура протестует. Факт изнасилования имел место, обвиняемые его не отрицают. А то, что истица забирает свое заявление, для правосудия значения не имеет. Правосудие должно свершиться, и преступление должно быть наказано.
Судья повернулся к обвиняемым:
— У вас есть ходатайство?
Но Сорокин не отреагировал, он продолжал неотрывно смотреть на Марию. Зато встал адвокат обвиняемых:
— Есть, ваша честь. Я, как адвокат обвиняемых, хочу обратить ваше внимание на несколько обстоятельств чрезвычайной важности. Во-первых, прошу учесть, что преступление было совершено не этими взрослыми людьми, а несовершеннолетними подростками. То есть мы имеем если не юридический, то моральный казус — можно ли взрослых людей судить за хотя и очень серьезное, но, по сути говоря, детское правонарушение?
Прокурор вскочил:
— Я протестую…
Но адвокат поднял руку:
— Минуточку, я не закончил. Суть моего ходатайства в другом. Ваша честь, перед вами трое взрослых, состоявшихся людей, которые еще три месяца назад пользовались огромным уважением в городе и в своих семьях. Обращение в суд гражданки Малышкиной и последовавшая за этим публикация в газете буквально сломали их карьеру и разрушили жизнь. Доктор Царицын лишился всех пациентов — теперь, как вы понимаете, к нему, как к гинекологу, не обращается ни одна женщина. Олег Карпатый лишился звания депутата городской Думы. А у полковника Сорокина распалась семья. Таким образом, ваша честь, они уже понесли наказание, и даже если бы вы действительно «отпустили их с миром», как выразилась тут истица, они свое клеймо и свой крест будут нести теперь всю жизнь…