Ты следующий

Левчев Любомир

— Так точно, товарищ Живков. Я даже жене ничего не скажу, потому что она, чего доброго, меня побьет.

Эта жалкая попытка сострить не произвела на присутствующих абсолютно никакого впечатления. Их усталые лица ничего не выражали, но это было не безразличие. Они будто спрашивали себя: кто он такой? откуда взялся? и куда путь держит?..

А я зашагал по улице в полном одиночестве. К счастью, моросил мелкий весенний дождик, который охлаждал мою пылающую голову. Мой светлый апрель ласкал меня своими коготками. Я испытывал странное чувство: мне казалось, что я уже не здесь, а где-то еще. Мне было известно, что это «где-то еще» очень опасно, но в то же время я чувствовал удовлетворение,

потому что огромный мешающий дышать груз последних месяцев спадал с меня, как грязная мокрая одежда. Я хотел запереться где-нибудь наедине с собой и тогда уже думать, осмысливать происшедшее. Но перед этим следовало зайти в редакцию. Без моей подписи номер не мог быть запущен в печать. Вместе со мной в кабинет протиснулся один из самых осведомленных сплетников. Он был перевозбужден. Он шептал, хотя в комнате были только мы:

— Любо, что-то случилось! Осторожнее, братец! Что-то вокруг тебя происходит!

— Да что происходит-то?

— Не знаю. Внизу в кафе Джагаров сидит и пьет с обеда. Пьет и время от времени повторяет: «Левчева запульнут!» И больше ничего не говорит. Только тычет пальцем в потолок. Что это значит? Ответь!

— Сам не знаю. Может, он говорит: «В него пульнут»?

— Ерунда! Не шути с такими вещами! Тебя куда-то запустят. Но вот хорошо это или плохо?

Глава 23

Дыхание черных пантер

Это… черные герольды смерти, ее посланцы.

Сесар Вальехо

О, блистательная и собачья судьба! Сесар Вальехо, как я нежно тебя ненавижу! [68]

Сесар Вальехо

Пантера (Felis pardus) вместе со всеми ее разновидностями — ягуар, гепард, кугуар и др. — является одним из самых опасных существ в этом мире. Но самая страшная из них — черная пантера.

68

Обе цитаты приводятся в переводе А. Щетникова.

VII съезд Отечественного фронта проходил с 10 по 22 апреля 1972 года. Пока я постоянно сидел на своем месте в зале. И старательно пытался услышать и запомнить все, что говорилось на этом новом для меня языке, на котором мне придется разговаривать уже с завтрашнего дня. Рядом со мной сидел Ганчо Ганев (брат Христо Ганева), революционер старой закалки и бывший министр, сохранивший в себе живую человеческую сердечность. Кто знает почему, но сейчас он пустился рассказывать мне нескончаемые анекдоты — заниматься делом, в котором он не был силен. Ганев постоянно толкал меня локтем в бок:

— Но ты же пропустил самое интересное. Что ты рот раскрыл, слушаешь этих, на трибуне? Они только глупости умеют говорить!

— Подожди, что-то я не понял, что означает это переливание из организации в движение и наоборот?

— Это означает переливание из пустого в порожнее.

Когда наконец милейший Ганчо услышал, что меня выбрали первым заместителем председателя Национального совета, он сконфузился и извинился передо мной. Пробираясь сквозь удивления и поздравления, я оказался в зале позади президиума. Там прогуливались, перед тем как разойтись, высочайшие лица и ответственные товарищи. Я легко нашел Георгия Трайкова. Он стоял точно посередине и с наигранным равнодушием принимал поздравления в своем новом качестве председателя Национального совета. Значит, это его первым заместителем

меня выбрали. Я как раз раздумывал над тем, как ему представиться, когда услышал, как Трайков обращается к своему личному помощнику:

— Минчо, где этот паренек Левчев? Приведите-ка его, хочу на него посмотреть.

— Вот он я. Я уже здесь.

— А, это ты? Молодец!.. Тодор сказал тебе, что ты будешь работать, а я управлять?

— Сказал! — хладнокровно соврал я, потому что все было ясно с самого начала без всяких уточнений.

— Ну тогда все будет в порядке. Мы сработаемся. Я буду приходить в ОФ к одиннадцати. Завтра в одиннадцать меня встретишь.

Сразу же после окончания съезда я пошел в Национальный совет на бульваре Витоша. Казалось, даже горы померкли перед вечным сиянием. В этот час в здании находилось лишь несколько старых сотрудников, которые будто специально остались, чтобы ввести меня в новый для меня мир. Один из них — еврей Бети Мандил — проявил неожиданное остроумие:

— Добро пожаловать в долину слонов!

— А это еще что такое?

— Вы разве не знаете? Я объясню: в Индии, в джунглях, есть одна таинственная долина, куда престарелые слоны уходят умирать. Здесь, в Национальном совете, собираются престарелые политические мастодонты. Поэтому его так и называют.

— Но я же не слон! И не такой уж я старый.

— Разумеется! Тогда, возможно, вы охотник за слоновой костью. Охотники тоже ищут волшебную долину.

— Хватит уже о долинах! Союз охотников и рыболовов напротив!

Мне вспомнилась Долина роз, из которой я едва спасся. И вот опять новая долина…

Меня проводили в мой кабинет. Мне он показался неприветливым. Комнатка была сравнительно узкая, до самого потолка обшитая темными деревянными панелями. Письменный стол казался несоразмерно большим и был заставлен разноцветными телефонами. Я плюхнулся на стул и не помню, сколько просидел, погрузившись во мрак размышлений: выдержу ли я? Я понимал, что в отношении меня применен испытанный революционный подход: нагрузить молодого специалиста ответственностью за все то, о чем он даже представления не имеет. Неужели в мой ранец упал пугающий жезл? Зазвонил ярко-красный телефон, заставив меня вздрогнуть, как от будильника. Я взял трубку и услышал голос, который показался мне ехидным:

— Бонев! Как ты себя чувствуешь, Бонев?

Когда-то давно, когда я, исключенный студент, отчаянно ухаживал за Дорой Боневой, ее ревнивые коллеги злили меня, обращаясь ко мне — Бонев. И вот сейчас, забыв, что до вчерашнего дня в этом кабинете работал д-р Владимир Бонев, но не забыв мальчишескую обиду, я банальнейшим образом выругался. И тут же, сообразив что к чему, бросил трубку. На следующий день мне объяснили, что красный телефон — самый важный. Этот аппарат ВЧ — высокочастотный (совпадение с большевистским ВЧ — «вертушка чрезвычайная» — это закономерная случайность), поэтому его невозможно прослушать. Им пользовались только члены политбюро и еще несколько товарищей из самых высоких эшелонов власти. Интересно, кого я выругал во время своего самого первого разговора на самом высоком уровне? Дай бог, чтобы это оказалась судьба.

На следующий день я встретил Георгия Трайкова и проводил его в кабинет. Прямо напротив моего, причем огромных размеров. Помещение было по-старомодному величественным и даже в чем-то необычным. Может, необычным этот кабинет делала его история, но Георгий Трайков удивился совсем не так, как я:

— Надо же! Вот он какой. Когда-то он казался мне просторным и красивым. А сейчас — совсем обыкновенным. Ты знаешь, что в этом кабинете работал Георгий Димитров? Вот здесь, за этим столиком, мы с ним беседовали тет-а-тет… а в твоем кабинете напротив работал Вылко Червенков.