Ты – всё
Шрифт:
Но Юния, разумеется, подхватывает на серьезе:
– Будем! Конечно, будем.
Улыбаюсь шире.
Поднимая руку, смотрю на часы.
– Я в душ. Ты со мной?
– Из вежливости интересуешься? – кокетничает Бесуния.
Закусывая нижнюю губу, взглядом заставляю ее порозоветь.
– Список вещей, которые я делаю из вежливости, крайне скуден, Ю, – информирую приглушенно. Более конкретно поясняю позицию: – Интересуюсь, потому что хочу, чтобы ты пошла со мной. Это приглашение.
–
– Тем более. Надо экономить время, – улыбаюсь я.
И Ю начинает раздеваться.
Вчера весь день запаренные в делах были. Уснула Зая, едва добрались до кровати. Сегодня голодные, быстро справляемся.
– Ого, – дразнит Ю, пока вытираемся. – Это тянет на рекорд.
– Ты кончила, – привожу как аргумент в оправдание своей скорости.
– Да, – на автомате подтверждает очевидное.
– Ты мне еще вчера нужна была. Меня нельзя держать в режиме воздержания. Особенно, когда напряжен.
Берусь за бритву. Ю пристраивается рядом с косметичкой. Глядя через зеркало, задумчиво рассматривает мое лицо.
– Ты всегда собран, Ян. Временами трудно понять, когда тебе нужна поддержка, просто переключиться… Ты же не послабляешь контроль. Не выражаешь чувств.
Задрав подбородок, приставляю к щетине лезвие. Хмурюсь, когда Ю замолкает. Замечаю ведь, как в глазах появляется блеск. Каждый раз подвисает, когда я бреюсь.
– Если сложно, подожди в комнате, – толкаю хрипловато.
– Нет… – выдыхает она шумно. – Я привыкаю к тому, что этот предмет только в твоей руке может быть. Чем больше смотрю, тем меньше хочу его касаться. Даже случайно.
– Окей, – сиплю я. С десяток секунд молча бреюсь. – Насчет твоих предыдущих слов, – говорю, когда Ю расслабляется и возвращается к своим делам. Нравится смотреть, как она красится. Особенно, когда делает это, стоя плечом к плечу со мной. В этой рутине есть нечто особенное, интимное. – Когда мне нужна поддержка, я чаще тебя касаюсь. И… – ненавижу разрывать предложения, но в этот момент иначе не получается. – Мне пиздец как трудно это озвучивать.
Уголок пышных розовых губ Заи приподнимается. Не докрасив глаз, она отставляет карандаш, чтобы прильнуть к моему боку и обхватить талию руками.
– Спасибо, что говоришь об этом, Ян… Что всегда идешь на контакт, когда я задаю вопросы… Что уважаешь мои чувства, никогда не обесцениваешь… Для меня это очень важно.
– Знаю, что важно. Я не Бог, не гений, не святой. Но я стараюсь.
Продолжаю бриться.
Ю, притихнув, какое-то время не двигается. А потом вдруг поднимает руку и проводит по щетине рядом с лезвием. По краю.
Замираем.
Пока Зая не выдыхает:
– Я люблю тебя.
Сглатываю собравшуюся во рту слюну. Прочищаю забитое горло.
И отражаю:
– Я тебя тоже люблю, Одуван.
Готов повторять столько раз в день, сколько ей будет нужно.
Она привыкает к безопасному виду бритвы в моих руках. Я привыкаю к продирающим нутро признаниям. Тем более что с каждым новым выдохом боль успокаивается, а тепло, напротив, задерживается, исцеляя все раны и микроцарапины.
– Знаешь… – шепчет с улыбкой. – О таком начальнике, как ты, можно только мечтать.
Я умышленно напускаю мрачности во взгляд. Ю потирается лицом о мое плечо и смеется.
– Но галстуки у тебя все равно скучные.
– Они тебя возбуждают, – заявляю уверенно.
Одуван краснеет.
– Нет… – отмахивается на эмоциях. Замолкая, кусает губы. И, наконец, выдыхает: – Да. С самого начала. Еще до того, как ты начал меня ими связывать. Не знаю, почему… С ними ты такой суровый, что поджилки трясутся.
– Я замечал.
– Что замечал?
– Как ты возбуждалась, еще когда я на тебя наезжал.
– Но ты тоже… Тоже… Тебя красные уши выдают, Нечаев!
– Что? – протягиваю недоверчиво. – Быть такого не может.
– Да, Ян Романович! Да!
Перевожу взгляд на зеркало. Кручу головой, хмуро оглядывая со всех сторон.
– Нормальные уши.
– Это сейчас они в спокойном состоянии, – хохочет Ю. И знаете, становится похер на все. – Когда ты возбужден, они пылают!
– Поэтому целуешь их?
Замечал ведь подобное.
– Угу, – кивает смущенно. – Еще люблю тебе волосы взлохматить. Разрушить твою серьезность. Я же помню тебя хулиганом.
– Могу показать, что еще пылает, когда я возбужден. Целовать там было бы результативнее.
– Ян Романович! – выпаливает с наигранным возмущением. А потом прижимается губами к уху, которое уже, блядь, горит, и, щекоча теплым дыханием, признается: – В этом плане меня не надо уговаривать.
– Очень этому рад.
Ухмыляюсь, когда встречаемся взглядами.
Бесуния бывает той еще проказницей. Перекладывая бритву в левую руку, шлепаю ее по заднице, когда отстраняется. Она толкает меня бедром.
– Зачем ты лупишь меня по попе?
– Затем, что нравится она мне. Сочная.
– Мм-м… – протягивает, докрашивая глаза. Через секунду спохватывается: – О Боже, Ян! Похоже, мы все-таки опаздываем!
– Не критично, Ю.
Когда она, работая кисточкой туши, приоткрывает в усердии рот, дразняще провожу по нижней губе пальцем. Смеюсь, потому что забавно выглядит. Она шумно выдыхает через нос и, обхватывая его до второй фаланги, шутливо вгрызается в подушечку зубами.
– Злая Зая, – поддеваю с улыбкой, когда удается освободиться.