Ты – всё
Шрифт:
Ян наверняка по глазам восторг читает.
– Ты моя невеста, Ю. Скоро будешь женой.
– Мм-м… – мямлю я. Смущенно смотрю на братьев Нечаевых. – Вы бы не могли нас на пару минут оставить?
С улыбками подмигивают, натягивают шлемы и отъезжают. Бодя позади Ильи устраивается, но снимать, поросенок, не прекращает.
– Что не так, Ю?
– Мм-м… В этом есть какой-то знак? Ну вроде той поговорки…
– Какой поговорки?
– Села – дала, и тра-ля-ля, – припоминаю его давние слова. – За байк что просят?
Нечаев смеется.
– Ничего. Это безвозмездный подарок, Одуван. Садись уже. Нужно обкатать новую технику.
– Я сама, что ли?
Почему-то теряюсь так, словно еще ни разу не управляла мотоциклом.
– Ну а кто, Зай? Твой же байк. Держи, – протягивает такой же белый, как и сам мотоцикл, шлем. – Он с гарнитурой.
– Ага, а еще с заячьими ушами.
– Тебе пиздец как идет, – заключает, когда я надеваю. – В сторону футбольного поля едем, ок?
– Прямо сейчас? – все еще не верю своему счастью.
Ян просто опускает мой визор, надевает свой шлем и садится на припаркованный рядом черный байк.
Взвывают моторы. У меня сердце со старта разгоняется, будто взлетает. На автомате все действия совершаю. Немного прихожу в себя, когда уже по трассе едем.
– Держись среднего ряда, Ю, – раздается в динамике механический голос Яна. – Не лети. Нужно привыкнуть к новому байку, поймать сцепку. Понимаешь?
– Да… Но ребята оторвались. Их почти не видно.
– Подождут на поле.
До выезда из города соблюдаю все заветы. После большого кольца, когда дорога до двух полос сужается, немного шалею. Выжимаю газ, чтобы обойти внедорожник.
В зеркало вижу, что Ян следом на обгон выходит. Слышу его вздох. По телу дрожь несется.
– Ю… – толкает через динамик хрипло.
А у меня уже адреналин вены путает.
– Я знаю, знаю. Прости, – шепчу сбивчиво, не переставая смотреть в зеркало. – Он, наверное, очень мощный. Я только чуть выжала, стрелка спидометра рванула. Уже сбрасываю. Не злись.
– Ю… – повторяет Нечаев с теми же интонациями, словно ему сложно говорить. Словно сдерживает безумный вал чувств. Словно лишь по глубине его дыхания можно уловить, как усиленно топит его сердце. – Я часто принимаю решение за двоих. Делаю так, как считаю нужным. Контролирую тебя больше, чем допустимо по каким-то там нормам. Сам что-то недоговариваю, без умысла. Давлю, проявляю напор. Могу показаться расчетливым, грубым. Но ты должна знать, Ю, – замолкая, разбивает трескучую паузу хриплым вздохом. – Я искренне, я всецело твой.
52
Болезненно? Хронически, Ю.
Что способно убить мужчину? Тщеславие.
Футбол оставался вроде как моей единственной нереализованной мечтой. Сколько раз за эти годы я хотел просто выйти на поле и погонять мяч? Не счесть. Суть в том, что столько же раз я сдерживался. Увы, но бег, прыжки и слишком резкие движения, несмотря на произошедшее за последнее десятилетие развитие медицины, для носящего металлоконструкции человека до сих пор нежелательны. Но стоило лишь увидеть, как загораются при упоминании футбола глаза моей Юнии, и я в очередной раз вышел за пределы своих возможностей.
Тщеславие. Да, именно оно. Сука.
Я все еще что-то доказываю. Я буду так поступать всю жизнь с Ю.
Хочу делать свою женщину счастливой. Хочу баловать, холить и лелеять. Хочу в ее глазах быть лучшим мужчиной.
Есть восторг, с которым бьется мое сердце, когда ноги касаются мяча. И есть жар удовольствия, который охватывает всю площадь груди, когда с восхищением смотрит Юния. Первое в сравнении со вторым ничтожно. С первым я способен совладать. От второго не могу отказаться.
Я подавляю все чувства и порывы, которые мешают Ю быть счастливой. Это и страх за нее, когда она за рулем мотоцикла. Это стремление контролировать ее неотступно, двадцать четыре на семь. Это эгоистичная потребность вести слишком частые серьезные диалоги, с целью бесконечного копания в ее голове и ненавязчивого внушения собственных мыслей.
Я, как сказал папа, учусь заново «ходить».
Принимая душ после игры, чувствую себя тем заряженным пацаном, которого ждет у раздевалки «та самая». Только вот ногу тянет, и в пояснице жар не стихает. Это повторяется после каждого любительского матча. Списываю на то, что организм привыкает к новому виду нагрузки. Терплю либо же просто игнорирую. В силу характера не рвусь разводить панику. Не пройдет, после Японии смотаюсь в Германию на внеплановое обследование. А пока не о чем и думать.
Пересекая освещенное поле, двигаем с братьями в более темную зону спортивной площадки. Там все близкие собрались. Только Шатохиных нет – улетели на свой остров.
– Завтра приезжай на примерку, – говорит Оля Ю. – Я с утра декольте доделаю, можно будет оценить промежуточный результат и поправить погрешности.
Увидев нас, девушка резко замолкает и, краснея, опускает взгляд. Знаю, что виновником такой острой реакции является Илья. Незаметно толкаю брата в плечо, чтобы не пялился так явно. Он наклоняет голову, прочесывает пятерней по влажным волосам, с хрипом прочищает горло. Бросает на Олю еще один, сука, беспалевный взгляд и идет к замыкающим круг Фильфиневичам.
Я упираюсь спиной в шведскую стенку и подтягиваю между ног Ю. Обнимая руками, прижимаю к себе задом, она смущается как девчонка. Будто и не она пару часов назад объезжала мой член. Будто не она тряслась утром от возбуждения, когда его сосала. Будто не она кончала по несколько раз за один контакт.
– Мне дико нравится этот контраст, – шепчу с ухмылкой ей на ухо.
Ю переминается с ноги на ногу, судорожно впивается пальцами в мои сцепленные на ее животе кисти и, привставая, ласково трет щекой у меня под подбородком.
– Какой контраст?
– Между нежным Одуваном и порочной Заей.
– Ян… – выдыхает задушенно.
Поймав, как мечет взглядом по толпе, смеюсь.
– Нравится, что с твоими бесами знаком только я, – добавляю совсем тихо.
Кажется, эти слова паром оседают в ушной раковине Юнии. Ведет плечами, вздрагивает. И явно не от вечерней прохлады, мотоциклетная куртка застегнута практически до конца.
Поворачивая голову, Ю поднимает лицо. Стоит лишь наклониться, и наши губы сливаются.