Ты – всё
Шрифт:
– Чувствую… – хихикая, намекаю на растущую под моими ягодицами эрекцию.
– Читай тему.
– Сам не видишь?
– Нет, – жаркое дыхание по шее. – Я на тебя смотрю.
– Планирование производства в условиях… Ах, Ян Романович… – срываюсь, не дочитав, потому как его горячая рука скользит под майку и сжимает грудь.
– Юния Алексеевна, – мне в тон вторит. – Читайте, читайте…
51
Ты любимый, Ян.
– Ты со мной не разговариваешь?
Беглый взгляд, которым я планирую лишь закрепить вынашиваемую обиду, Нечаев перехватывает и с уже не вызывающей удивления легкостью удерживает.
– Почему ты не взъебурил меня при всем отделе? Должен был! – предъявляю без обиняков.
Зрение тотчас плывет, а дышать становится так тяжело, словно в квартире за мгновение изменился химический состав воздуха.
Отворачиваясь, принимаюсь деловито хлопать дверцами шкафчиков.
Пока Нечаев разговаривал по телефону, успела принять душ, натянуть домашнюю одежду и собрать волосы в хвост. Пора готовить ужин.
Игнорирую Яна, пока он не подходит и не закрывает воду. Заставляя оторваться от промывки риса, берет за руки и мягко разворачивает. Дыхание учащается, когда улавливаю его хмурый взгляд на мокром пластыре. Под гнетом страха значительная часть эмоций растворяется.
– Я попросил тебя быть внимательнее.
– Разве этого достаточно? Я облажалась по-крупному. Серьезную оплошность допустила! Все это понимают! А ты… Ты спустил на тормозах, подчеркнув особое отношение ко мне.
– Конечно, особое. Ты моя невеста.
– Мне не нравится, когда на меня смотрят как на привилегированную, – говорю, взволнованно сглатывая. – Не нравится.
Он прислушивается. Сдвинув брови и чуть наклонив голову вбок, внимательно изучает мое лицо. Пока, наконец, не принимает сказанное на веру.
– Понял.
Когда Ян идет на уступки, вдруг ощущаю растерянность, а под ней – странное чувство вины за то, что не ценю должным образом.
– Просто… Это из детства, – рассказываю еще более дрожащим голосом. – В школе всегда было неприятно, когда папа, мама или бабушка делали поблажки. Вспомни, как к этому относились наши одноклассники. Если бы не вы со Святом, сколько бы поддевок я получила?
– Да, помню. Но я помню и то, как ты плакала, когда дед влепил тебе четверку.
Качаю головой. Кончики стянутых в хвост волос щекочут плечи. То ли из-за этого, то ли все же из-за какого-то внутреннего состояния, для самой себя неожиданно улыбаюсь.
– Сейчас я осознаю, что он поступил правильно.
Ян отсутствующим, будто загипнотизированным взглядом наблюдает за движением моего хвоста, пока вдруг не ловит пряди пальцами. Перебирая пальцами как нечто необычное, неприродное, фантастическое, тихо произносит:
– Я тебе это еще тогда сказал, Одуван. И ты обиделась на меня. Игнорила дня два. Разговаривала только со Святом, потому как он придерживался мнения, что твоя ошибка была незначительной.
– Тебя задело?
Мне бы хотелось, чтобы он это признал. Ведь, кажется, мои отношения с Усмановым до сих пор остаются для него непроработанной и болезненной областью.
Но Нечай отшучивается:
– Я подумал, что правду ты не любишь.
– Ян…
– Если ты перестала обижаться, я в душ мотнусь.
– Я не обижалась, – теряюсь от неоднозначных эмоций, поэтому вру.
Хочу вновь чувствовать легкость.
– Обижалась. За то, что не «взъебурил», – усмехается. – Наверстаем?
– Ах, Ян… Прекрати… Ты знаешь, что я совсем не то имела в виду… Боже, Нечаев… У меня еще месячные не закончились… – пытаюсь протестовать, но он меня не слушает.
Увлекает под душ прямо в одежде.
Сердце ускоряет ход. Внизу живота становится тепло. Задыхаясь от волнения, ловлю воду губами. Ян припадает к ним ртом, вдыхает в меня свою энергетику, и мои легкие, принимаясь трепетать, раскрываются. Зародившееся волшебство сбегает вниз по телу искрящимися импульсами. Ноги подкашиваются, но Нечаев крепко прижимает к себе, а через пару глубоких страстных поцелуев и к стене.
Скатывая по бедрам промокшую ткань, он стягивает с меня шорты и трусы. Сдирая футболку, пьет с кончиков сосков тонкие ручейки воды. При виде этого я не могу сдержать стон. Скребу ногтями ему по затылку, подаюсь ближе, всячески умоляю усилить ласки. И Ян, конечно же, понимает. Помогая себе ладонями объять всю нежность плоти, он втягивает раскрасневшиеся, словно ягоды малины, вершины с той одуряющей жесткостью, которая заставляет меня гортанно стонать и всхлипывать.
Потерявшись в пылу этой неистовой похоти, направляю все действия на то, чтобы стянуть одежду с Нечаева. Я против него слишком маленькая, и сил маловато, но каким-то образом умудряюсь расправиться с рубашкой, лишив ее половины пуговиц. Проблемы доставляет ремень. И когда я его, наконец, расстегиваю, зачем-то полностью из петель выдергиваю. Ян перехватывает кожаную ленту, разворачивает меня, чтобы толкнуть лицом к стене, и внезапно щелкает ею по ягодицам.
Вскрикиваю, хватаю ртом кислород и давлюсь горячей водой.
С трудом обернувшись, на эмоциях выхватываю ремень и стегаю им Яна по бедру.
В страхе замираю. А он вдруг смеется.
Вырвав у меня предмет экзекуции, отбрасывает аксессуар в сторону. Прижимает к холодной стене, вынуждая биться в конвульсиях непонятных ощущений. Покусывая шею, шепчет:
– Никогда бы не подумал, что моя Зая способна дать сдачу. И как прикажешь «въебуривать» тебя в офисе? Не хотелось бы взбесить твою внутреннюю сучку и получить при всем честном народе по роже.
– Я бы так никогда не сделала… – отзываюсь, рвано дыша. Теряя терпение, хватаю его за кисть и направляю к своей припухшей и очень-очень скользкой плоти. – Пожалуйста… Трахни меня… Заставь кончить…
– Зая… – хрипит Нечаев на выдохе.
Погладив мою раздразненную «зверушку», выбивает серию стонов. Монстр толкает на новые подвиги – ловлю ладошкой раскачивающийся между нашими мокрыми телами член. Сжимая склизкую и пульсирующую плоть, охреневаю от того, какой толстой и длинной она сейчас ощущается. Кажется, словно впитала не только кровь со всего организма Яна, но и обрушивающейся на нас воды напилась вдоволь.