Ты – всё

Тодорова Елена

Кончаем одновременно. От криков Ю глохну. От собственного неистового удовольствия слепну. Серия финальных толчков с рыками через сладкую боль идет – Зая так сжимает, что на мощном отливе крови резко взбухает и взрывается сердце.

Клянусь, если бы я был в резине, объем презерватива не выдержал бы напора моей спермы. На каждом моем движении она с пузырями и булькающими звуками выплескивается из сокращающейся плоти Юнии.

Вынув из нее член, я падаю рядом и с бурным вздохом зарываюсь лицом в подушку. Вздрагиваю, ощущая, как Ю ложится сверху.

Застываю, прекращая функционировать, когда продвигается по моей спине вниз. Сдавленно мычу, когда прижимается губами к шрамам. Силой воли заставляю себя не шевелиться и терпеть ласку, которая настолько приятна, что на инстинктах хочется стряхнуть.

Позволил же… Сам сказал, что можно.

Умираю.

Воскресаю.

Умираю.

Воскресаю.

– Я люблю тебя, Ян. Очень-очень сильно.

И после этих слов, с серией следующих поцелуев Ю по моим нервным волокнам, словно ток, проносятся сотни, а возможно, и тысячи ключевых ощущений. Прожитых с ней и без нее. То, что подсознательно стремился разделить. И то, что всегда жаждал прочувствовать повторно.

55

Я буду тебя ждать, Ян.

Проходит около недели после нашего возвращения из Японии, когда Ян сообщает о необходимости съездить на пару дней в Германию.

– Ты… – протягиваю неуверенно, ощущая, как резко ускоряется сердцебиение и крайне быстро заканчивается кислород. – Сам полетишь?

Германия – мой триггер.

Ничего поделать не могу. Трясет с первых секунд осознания. Мелко-мелко, но отчетливо. Стараюсь скрывать. И, должно быть, у меня неплохо получается – ответную тревогу у Яна не замечаю.

А может… Он сам хорошо притворяется.

Боже… Это тот самый момент, когда я понимаю, что должна вскрыть все тайны, дабы избавиться от напряжения, которое, хоть и изредка, но все же возникает между нами.

– Это всего на два дня, Ю, – Нечаев звучит спокойно, без каких-либо эмоций. Вслушиваясь в его голос, пытаюсь перенять уверенность и поймать баланс. – Я бы взял тебя с собой, Зай, но сам там на сутки точно выпаду. Занят буду на высшем уровне. Не хочу оставлять тебя в одиночку. Лететь в Германию, чтобы сидеть в четырех стенах квартиры – не вариант. Позже обязательно поедем вместе. Есть желание показать тебе места, где раньше жил, учился и думал о тебе.

«…на высшем уровне…» – прокручиваю несколько раз в голове.

Улыбаюсь, когда Ян, наклоняясь, всматривается в глаза и целует в лоб.

– Все нормально? – уточняет, снова пытая взглядом.

– Да, конечно, – вру хриплым голосом. Ему и себе вру. – Просто скучать буду.

– Я тоже, Ю. Я тоже, – вздыхает Нечаев.

Цепляя на лицо следующую улыбку, уже ее не снимаю, хотя из-за неестественности мимики через минуту начинают болеть мышцы.

– Хочу, чтобы ты осталась с моими, ок? Мне спокойнее будет.

– В каком смысле – с твоими?

Тоска душит. Не дает концентрироваться на разговоре. Да и собственные мысли рассеяны. Туго соображаю, забывая, что своими Ян называет семью.

– У моих родителей, Ю.

– Кхм… Мне трудно представить, что я остаюсь у них без тебя.

– Все будет хорошо. Утром закинем вещи, отвезу тебя на работу, а вечером Илья заберет.

Кивая, соглашаюсь. Просто потому что не знаю, как еще реагировать.

В последний вечер, хоть и говорю себе, что никакой он не последний, люблю Нечаева отчаянно. Целую глубже, интенсивнее, самоотверженнее. Не без сладости, но горько. А еще необычайно тихо. Ни криков, ни стонов не выдаю. Даже на пике оргазма. Я едва дышу.

Когда прохожусь губами по шрамам Яна, думаю о своей смертельной отметке.

Рассказать?

Бьется внутри это желание. Кажется, вот-вот вырвется. Но нет. Не хватает какой-то силы. И волна спадает.

Ночь выдается наполовину бессонной. Когда удается отключиться, снятся те жуткие сны, которые доводят до дрожи – хожу по снегу босиком, вижу кровь, проваливаюсь под лед, захлебываюсь.

Ян просыпается, едва выплываю из своего кошмара.

А может, до этого не спал?

Прокладывает дорожку из поцелуев, начиная с моего плеча, по плечам, груди, шее… Добирается до губ. У меня еще дыхание не успевает выровняться, как я зажмуриваюсь и прыгаю в омут страсти. Темнота порой теплее света. Безопаснее. Роднее. Мне хорошо там. Спокойно.

Обнимаю Нечаева, с особым трепетом прохожусь пальчиками по щекам, вискам, затылку… Дышу им. Пью его. Быстро хмелею.

– Возьми меня так… Так, чтобы я забеременела, – шепчу пылко. – Хочу, чтобы это произошло. Хочу. Почему не работает?..

– Все будет, – обещает.

И берет меня. Долго и медленно. Кажется, не один час уплывает. Мы кипим, но не взрываемся. Растягивая удовольствие, качаемся на волнах зарождающегося экстаза. Раскаленные, мокрые и пластичные. Спаиваемся в одно целое. Действуем как один механизм. Его душа у моей в гостях. Сердца рядом-рядом – будто растаяли лишние кости и плоть.

И после того, как достигаем пика блаженства, отпускать Яна не хочу. Не хочу, но приходится.

Принимаем душ, выполняем обыденные утренние ритуалы, одеваемся, пьем кофе – все, как всегда.

– Я вернусь, Ю. Обязательно, – последнее, что говорит Нечаев, когда прощаемся в его кабинете.

Не отвечаю, чтобы не расплакаться. Часто-часто киваю и обнимаю.

После отъезда Яна погружаюсь в работу. Пара недель до запуска сборки новых моделей – заданий хватает.

– Слышали? Павел Леонидович и Лукреция сегодня вместе на работу приехали, – подкидывает между делом Ирина Викторовна.

И как в той песне Круга: «Ты проходишь через весь зал, бардак молчит, Галька роняет поднос…». Только у нас вместо Гальки двойная замена – Марина-Арина. И роняют они – одна чашку с пойлом, вторая – ложку. Звон стоит феерический.