Тяготению вопреки
Шрифт:
– Они действительно существуют реально, - ответил Уитсетт с неожиданной горячностью.
– Светлые предлагают нам путь наружу, выход. Но, чтобы его достичь, нам нужно попасть на «Архимед».
– На «Архимед»? Вы хоть сами понимаете, как это безумно звучит? Да и вообще, как вы туда доберетесь?
– Есть компания запуска ракет, управляемая человеком по имени Джерард Сабак - этакий предприимчивый промышленник. Он был в той партии, что доставили после нас, они застряли в Семнадцатом, когда нас сбросили на нижние уровни. В этой компании он старший партнер, и специализация у нее - запуск на
– Да… На Кендрика это произвело впечатление.
– Послушайте, неужто вам не хочется избавиться от того, с чем нам приходится мириться? Чтобы за вами не гонялись даже хорошие ребята, боящиеся, как бы вы не превратились в ходячую наночуму? Конечно, хочется.
– Не отрицаю, - ответил Кендрик. Теперь он разозлился. Быть может, Бадди проиграл, породил культ вроде «Лос Муэртос» в джунглях, культ поклонения развалинам военной базы и машинному разуму, затаившемуся в каждой молекуле ее темных коридоров.
– Но факт тот, что нам приходится искать способы жить и выживать в реальном мире, здесь. И даже если это возможно, какой смысл лететь на «Архимед»? Даже допуская, что удастся выжить в сбежавшей нанотехнике, заразившей станцию, вы просто дадите противникам «Архимеда» еще больший повод сбить его с неба - вместе с вами.
Уитсетт долго - даже уже слишком долго - глядел на воду. Потом повернулся к Кендрику:
– Послушайте, наверное, мне нужно поговорить с Бадди. Если бы вы испытали то же, что и все мы, в нашем этом разговоре даже нужды бы не было. Вы бы знали.
Они подошли к самому берегу. Невдалеке высился корпус торгового судна, и волны тихо плескались у его заржавевшего борта.
– Послушайте, а вот есть идея. Может быть, мы… Когда Кендрик увидел моторку, было уже слишком поздно.
Он смотрел на воду, когда Уитсетт начал говорить, стоя лицом к нему, а спиной к воде, и потому Кендрик видел море поверх его плеча.
Моторка, наверное, вылетела из-за корпуса сухогруза, а Кендрик слишком был занят словами Уитсетта, чтобы обратить внимание на гул ее двигателя.
От удара пули Уитсетта развернуло, и в последний момент своей жизни он привалился к Кендрику. Кровь и мозги плеснули на причал, Кендрик вскрикнул, в ужасе отшатнулся. На моторке полыхали яркие вспышки. Что-то просвистело над ухом.
Когда разорванный труп Эрика Уитсетта свалился наземь, стали видны тонкие серые нити, переплетавшие мягкие ткани, составлявшие ранее начинку головы лаборокрыса.
Время замедлилось. Кендрик бросился бежать - тягучее, медленное движение. Он рискнул, обернулся через плечо и увидел человека в тяжелом зеленом рыбацком плаще, стоящего на застывшей теперь моторке и наводящего оружие на цель. Вдруг ему стало ясно, что целью был он, а не Уитсетт.
И он бросился бежать.
– Да господи!
Маленькие ручки Кэролайн со злостью и досадой хлопнули по приборной панели автомобиля.
Кендрик ничего не сказал, и она шумно вздохнула, глядя на улицу. Мимо шли люди, иногда глядя в их сторону, пытаясь узнать, что за пейзаж у них в окнах машины. Кендрик знал, что его конструировала сама Кэролайн: черно-белое изображение улиц Касабланки сороковых годов двадцатого века. Поскольку у многих едущих и стоящих вокруг машин были собственные программы отражения, их машина не сильно выделялась, а значит, они могли прятаться, пока Кендрику не надо будет войти в клинику.
– Я мог бы попытаться объяснить, но тебе это все покажется бессмыслицей.
Произнося эти слова, Кендрик сообразил, что ему и себя-то непросто будет убедить. Кэролайн наконец очнулась от своего кататонического состояния и обнаружила, что он снова у нее в квартире. Она не помнила ни как брала трубку, ни как потом ходила в забытьи: помнила только, что проснулась на звук его голоса.
Так что он ушел, почти ничего не объяснив, пошел встречаться с человеком, которого несколько лет не видел - как раз чтобы увидеть, как он погибнет.
– Кэролайн, - сказал он осторожно, - если кто-то и может знать, что здесь происходит, то это скорее будешь ты, чем я.
Она глядела прямо перед собой, на улицу.
– Что ж, это может быть правдой, - сказала она едва слышно.
– Может быть, нам есть о чем поговорить. Ты мне так и не сказала, отчего мы расстались. И не говорила, что твои усиления одича…
Она подняла руку, будто останавливая его, и потому он сменил тему.
– Бадди с тобой связывался?
У Кэролайн был такой вид, будто сейчас ее лицо рассыплется на части.
– Да, - ответила она, с усилием беря себя в руки.
– Я ездила в Голландию, мы там встретились.
Кендрик кивнул. В Голландии к лаборокрысам отношение было сравнительно терпимое.
– И?..
– Я начала… видеть вскоре после тебя.
– Боже мой, Кэролайн, если бы ты только мне сказала…
– Я не хотела тебе говорить! Я видела, видела много чего, и со мной говорил Роберт…
– Роберт погиб.
Ее лицо наполнилось такой жуткой холодной яростью, что Кендрик сразу отвернулся.
– Не было необходимости мне напоминать, - ответила она с ледяной злобой.
– Но он со мной говорил. В каком-то смысле он жив.
– Кэролайн, вокруг меня творится какая-то жуткая неразбериха. Кто-то пытался взорвать бар Малки, а сегодня я виделся с одним человеком - он говорил, что он друг Бадди, - и его убили у меня на глазах.
– Кендрик увидел, что эта новость ее потрясла.
– Мне все время кто-то что-то пытается рассказать, и я должен на это отреагировать. Я должен начать задавать серьезные вопросы.
– Он показал рукой вдоль улицы, на клинику Харденбрука.
– Видишь вот это заведение? Некто мне сказал, что человек, которому я плачу, чтобы он спасал мне жизнь, на самом деле за мной охотится, а зачем - я не знаю. Потом появляется Эрик Уитсетт и сообщает, что мы - все мы – видим во снах одно и то же.