Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения
Шрифт:
Выхода из этого нет, кроме самоупразднения, чего требовать нельзя ни от кого, даже от Хрущева. Но кто мог бы думать, что эта старая крыса попадется в мышеловку искусства?
Хрущев и новая история Коммунистической партии [381]
В Москве недавно вышла «История коммунистической партии Советского Союза».
Эта «История» должна заменить изданную при Сталине и ныне осужденную на XX партийном съезде «Краткую историю коммунистической партии», к какой сам Сталин, по слухам, приложил руку.
381
Хрущев и новая история коммунистической партии. Возрождение. 1959. № 94.
В этой новой «Истории» удивляет многое, особенно непосвященных,
Этим новая «История коммунистической партии» главным образом и занимается. Она всеми средствами стремится Сталина обелить, смыть с него кровь, сделать из него законного наследника Ленина, который, как известно, в своем завещании рекомендовал партии отстранить его от должности Генерального секретаря.
Как обошел Сталин это препятствие?
Завещание Ленина было прочитано через четыре месяца после его смерти, на съезде партии в мае 1924 г. Это известно всем. Но о чем новая «История» сообщает впервые — это, что прочитано завещание было каждой делегации отдельно и что затем каждая из этих делегаций «ввиду заслуг Сталина, его неустанной борьбы с троцкизмом и другими антипартийными группами» высказалась за его дальнейшее пребывание на посту Генерального секретаря.
Ловко?
Но Хрущев перенял от Сталина не только его метод «индивидуальной обработки», какой уже не раз применял с успехом, но и способ устранения конкурентов, заменив, правда, убийство ссылкой (в чем, впрочем, полной уверенности нет).
О конкурентах, конечно, в новой «Истории» — ни звука или два-три слова. Пример — Георгий Маленков [382] .
В тридцатых годах Маленков стал членом Политбюро, в сороковых — одним из наиболее приближенных к Сталину лиц, его правой рукой, как назвал его Хрущев в своей секретной речи на двадцатом съезде. После смерти Сталина он — председатель Совета министров и одновременно Генеральный секретарь коммунистической партии. В новой «Истории», в которой 736 страниц, его имя упоминается дважды: на странице 654-й, как члена антипартийной группы, состоявшей из него, Кагановича [383] и Молотова [384] , и через две страницы, где он назван в числе устраненных от «партийного руководства». О его докладе на 19 съезде по вопросам внутренней политики — ни слова. Зато докладу Хрущева об изменении статута партии отведено полстраницы.
382
Маленков Георгий Максимилианович (1902–1988) — в 1953–1955 гг. председатель Совета министров СССР. В 1930— 1940-х гг. один из самых активных организаторов массовых репрессий. В 1957 г. участник оппозиционной группы (вместе с Л.М. Кагановичем, В.М. Молотовым и др.), выступившей против политического курса Н.С. Хрущева.
383
Каганович Лазарь Моисеевич (1893–1991) — в 193 5— 1944 гг. нарком путей сообщения. После смерти Сталина первый заместитель председателя Совмина СССР. В 1930—1940-х гг. один из самых активных организаторов массовых репрессий. В 1957 г. участник оппозиционной группы, выступившей против политического курса Н.С. Хрущева.
384
Молотов Вячеслав Михайлович (наст. фам. Скрябин; 1890–1986) — в 1939–1949 и 1953–1956 гг. нарком, министр иностранных дел. В 1930—1940-х гг. один из самых активных организаторов массовых репрессий. В 1957 г. участник оппозиционной группы, выступившей против политического курса Н.С. Хрущева.
Злые языки утверждают, что в царские времена был в России учебник новой истории, где о Французской революции говорилось следующее: «После смерти Людовика XVI на французский престол вступил генерал Бонапарт». Некоторые страницы новой «Истории коммунистической партии» по своему отношению к историческим фактам очень напоминают этот «царский» учебник (если он только когда-либо существовал). Так, хрущевская «История» не знает ничего и ни разу не упоминает о маршале Тухачевском [385] . Тысячи всевозможных имен — солдат, чиновников, генералов Красной и царской армии, состоявших на советской службе. А о Тухачевском — ни слова, будто он никогда не существовал. Потому ли, что он — одна из жертв Сталина и признаваться в этом Хрущеву сейчас невыгодно (хотя как это скрыть?), или по каким-либо другим, одному Хрущеву
385
Тухачевский Михаил Николаевич (1893–1937) — маршал Советского Союза (1935). С 1936 г. Первый заместитель наркома обороны СССР. Подвергся репрессии и был расстрелян.
Можно, конечно, скрыть, как это делает новая «История», что во главе взбунтовавшихся в 1919 г. в Одессе французских моряков стоял Андрэ Марти, исключенный в 1952 г. как оппозиционер из французской коммунистической партии. Это сейчас никого не интересует. Не интересует никого и спор, были ли в Архангельске только английские и французские войска или еще и американские. Скрыть это нетрудно, но к чему? А вот показательных процессов не скроешь, потрясли весь мир, не забыла их и Россия. И что хрущевская «История» о них умалчивает — величайшая тактическая ошибка. Желая Сталина обелить, Хрущев этим молчанием лишь подтверждает его виновность.
И вот, в конечном итоге, получается, что вся политика Хрущева построена на обмане, причем на обмане бесполезном, ибо всему свету известно, что и почему он скрывает. Но, как это часто случается с вралями, кончающими потерей чувства реальности, Хрущев чем дальше, тем больше запутывается в собственных сетях, переставая отличать правду от лжи и принимая, с победным видом, желанное за данное. В Хрущеве есть, как это ни странно, нечто призрачное, что, на первый взгляд, плохо вяжется с его комплекцией. Но вспомним черта Достоевского, мечтавшего воплотиться «так, чтобы уж раз и навсегда», в семипудовую купчиху, в баню ходить и Богу свечки ставить. Эту свою призрачность Хрущев сознавать не сознает, но чувствует ее все время как некую дыру, которую надо заткнуть. Отсюда его влечение к фактам, к цифрам, к статистике, к сравнительным таблицам, диаграммам и всякого рода «кривым», словом, к тому, что ему кажется «реальным», и полное равнодушие ко всему, что «отвлеченно», чего нельзя «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать», ни сослать в Сибирь.
И не случайно, конечно, стороне идеологической отведено в объемистой хрущевской «Истории» количество страниц минимальное (4). В этом пункте мнения сходятся: ни ямба от хорея, ни Маркса от Энгельса Хрущев не отличает и не смущен этим нисколько. Сталин, по сравнению с ним, «мыслитель» и «мудрец», и его «Краткая история», как говорится, «кишит идеями», поскольку можно идеями называть полуистлевший марксистский хлам.
Но, что бы Хрущев ни делал, его «дыра» не затыкается. Даже луна и та не помогла. Отправляясь в американскую поездку, он потащил с собой жену и детей как неопровержимое доказательство реальности своего бытия. Но американцы встретили его холодно, почувствовав в этом «добродушном толстяке», каким он хотел казаться, именно отсутствие доброты и человечности. Прием был настолько сдержан, что — небывалый случай в истории Соединенных Штатов — правительство обратилось к населению по радио, прося его быть любезным с русским гостем. Это произошло после визита Хрущева в Холливуд — столицу самого призрачного из всех искусств, что тоже не лишено известного символизма, не говоря уже о присутствии Хрущева на съемке кафешантанного фильма.
И России, и Америке нужен мир. Но говорить о мире Хрущев мог бы лишь в том случае, если бы он из делегата коммунистической партии превратился в представителя русского народа. Вот когда он потерял бы свою призрачность.
Но, к сожалению, этого не случилось.
Троцкий разоблачает [386]
В 1952 г. был найден неизвестный дневник Троцкого — три записные книжки 1935 г., ныне появившийся в английском переводе («Troltaky’s Diary in Exile 1935», Faber and Faber London). В этом дневнике наряду с фактами уже известными есть новые, которые мне хотелось бы здесь отметить, хотя прямого отношения к литературе они не имеют. Но отделять сейчас литературу от политики, пожалуй, так же трудно в эмиграции, как в России.
386
Троцкий разоблачает. Возрождение. 1959. № 94.
В 1935 г. Троцкий уже находился в изгнании, сначала во Франции, потом в Норвегии. В своих записях он главным образом касается текущей политики и предается воспоминаниям о своей революционной деятельности и той роли, какую играл в России в качестве «военного министра».
В дни октябрьского переворота он вместе с Лениным был в Петербурге. «Если б в 1917 году я в Петербурге не был, — пишет он, — октябрьский переворот все равно произошел бы при условии, конечно, что руководство партией находилось бы в руках Ленина. Если бы ни меня, ни Ленина в те дни в Петербурге не было бы — не было бы и переворота. Его не было бы также, если б в Петербурге был один я, без Ленина».